Агнесса из Сорренто

Бичер-Стоу Гарриет

– Бабушка, а что, если это дух? – спросила та. – Сестра Роза рассказывала мне о духах, завлекавших смертных своими песнями в этом самом ущелье.

– Все может быть, – отвечала старая матрона Эльза. – Но нам-то что до них за дело? Пусть себе поют! Пока мы их не слушаем, от них вреда не будет! Мы окропим ограду святой водой, прочитаем молитвы святой Агнессе – и пусть себе поют, пока не охрипнут!

Вот каких неустрашимых и непоколебимых взглядов эта энергичная почтенная матрона придерживалась. Тем не менее, пока Агнесса, преклонив колени, возносила молитвы, старуха, усердно окропляя весь двор святой водой, утешалась, разговаривая сама с собой.

– Поистине, иметь дочерей и внучек – Божье наказанье! Если она пригожая – а дурнушки никому не надобны, – то за ней только знай приглядывай, мука мученическая! Эта еще тихая и послушная, не то что дерзкие,

развязные девицы вроде Джульетты, но чем они пригожее, тем вернее за ними начнут увиваться кавалеры. Чума на давешнего красавчика, да будь он хоть вправду брат короля или я не знаю что! Это он пел серенаду, как пить дать! Надобно сказать Антонио и как можно скорее выдать девицу замуж, но я и ему ее отдавать не хочу, ведь не он ее воспитывал и растил, а я… Может быть, стоит поговорить с отцом Франческо. Ведь так я когда-то лишилась своей дорогой Изеллы. Пение изобрел сам дьявол, не иначе: пением-то девиц вечно и очаровывают. Вот хорошо бы выплеснуть на камни внизу кипящего масла, то-то он иную песенку запоет, да что там, завизжит! Что ж, думаю, я заслужила тепленькое местечко в раю, пройдя через все муки сначала с ее матерью, а потом и с нею тревог не оберешься. Да, заслужила, не поспоришь!

Еще какой-нибудь час – и большая круглая торжественная луна сосредоточенно светила на маленькую усадьбу в скалах, посеребрив блестящие темные листья апельсиновых деревьев, а чудесный аромат их цветов тем временем окутывал домик, словно благовонное облако. Лунный свет лился сквозь незастекленное окно, ложась сияющим квадратом на узенькую постель, где спала Агнесса, и оттого ее нежное лицо, с его одухотворенным, трепетным выражением, помещенное в раму оконного проема, напоминало в своей печальной чистоте лики Мадонн, написанных фра Анджелико [3] .

3

Фра Беато Анджелико (Гвидо ди Пьетро; 1400–1455) – итальянский художник, доминиканский монах; причислен к лику святых.

Рядом с нею лежала ее бабушка, чьи лицо, с точеными, правильными чертами, так загрубело от времени, так загорело от солнца, так покрылось сетью морщин от трудов и забот, что стало напоминать одну из парок Микеланджело, и даже во сне она грубой, жесткой, сильной рукой решительно сжимала изящную ладонь Агнессы.

Пока они почивают, нам надо поведать еще кое-что о маленькой Агнессе – о ее нраве, о ее происхождении и о том, почему она такова, какова она есть.

Глава 4

Кто и почему

Старуха Эльза не родилась крестьянкой. Когда-то она была женой управляющего, служившего в одном из тех знатных римских семейств, что по своему положению и по славному прошлому сравнимы с принцами и князьями. Эльза, как свидетельствуют ее фигура, ее профиль, все ее жесты и движения, все ее речи, отличалась силой воли, проницательностью, честолюбием и смелостью, а также склонностью извлекать пользу из любого дара, ниспосланного ей Природой.

Провидение подарило ей дочь, чья красота слыла несравненной даже в этих краях, где счастливая наружность встречается нередко. В добавление к красоте маленькая Изелла обладала сообразительностью, остроумием, изяществом и решительным нравом. Еще ребенком сделалась она любимицей и главной игрушкой принцессы, которой служила Эльза. Эта высокородная дама, томимая скукой, владела, подобно многим аристократкам прошлого и настоящего, целым зверинцем со множеством различных обитателей: тут были и левретки, белоснежные и изящные, словно из севрского фарфора, спаниели с длинными шелковистыми ушами и пушистой бахромой на лапках, разнообразные обезьяны, время от времени, как это ни прискорбно, чинившие разбой в гардеробе своей хозяйки, и самый очаровательный маленький карлик, настолько безобразный, что мог распугать даже сов, и столь же злобный, сколь и отвратительный видом. Кроме того, держала она павлинов, ара и иных попугаев, а также всевозможных певчих птиц, соколов разных видов, лошадей и охотничьих собак, – коротко говоря, трудно сказать, чего у нее не было. Однажды ей взбрело в голову пополнить число своих любимцев Изеллой. С непринужденностью аристократки она протянула украшенную перстнями руку и сорвала единственный цветок Эльзы, чтобы пересадить его в свою оранжерею, а Эльза только преисполнилась гордости, когда ее дитя постигла такая судьба.

Принцесса почти

не расставалась с ее дочерью и дала ей воспитание и образование, какое пристало бы ее собственному ребенку, то есть, по правде говоря, весьма поверхностное и неглубокое. Оно состояло в обучении пению и игре на лютне, танцам и вышиванию, а еще знатной барышне полагалось в те времена уметь подписать свое собственное имя да прочитать любовное послание.

Всему миру известно, что любимцев для того только и заводят, чтобы избаловать их на потеху и на забаву хозяевам, а Изеллу баловали совершенно неумеренно, невообразимо. Каждый день ее облачали в новое роскошное платье, убирали новыми драгоценностями, ибо принцессе никогда не наскучивало примерять своей любимице все новые и новые наряды, решая, какой же из них ярче подчеркнет ее красоту, и потому Изелла горделиво расхаживала по старинным величественным залам замка и по длинным аллеям сада своей благодетельницы подобно разноцветной колибри или золотисто-зеленой, переливчатой стрекозе-красотке. Она была истинной дочерью Италии, страстной, пылкой, сообразительной и остроумной, а в лучах тропического солнца той благосклонности, которой удостоила ее высокородная покровительница, она выросла, словно итальянский розовый куст, прихотливо раскинувшийся и смущающий чувства диким переплетением колючих ветвей, яркими цветами и сладостным ароматом.

Какое-то время жизнь ее являла собою торжество, а мать ее ликовала вместе с нею издали, на почтительном расстоянии. Принцесса была привязана к ней с тем слепым, нерассуждающим упрямством, каковое знатные дамы по временам обнаруживают, предаваясь пустым капризам. Принцесса ставила себе в заслугу похвалы, которых удостаивались красота и остроумие ее воспитанницы, позволяла ей сколько угодно флиртовать и завоевывать сердца и решила выдать ее за красивого молодого пажа, состоявшего в ее свите; брак между ними она намеревалась заключить, когда любимая игрушка ей наскучит.

Не следует удивляться тому, что головку юной, пятнадцатилетней, девицы вскружило столь безрассудное возвышение. Не стоит удивляться также и тому, что юная кокетка, увенчанная лаврами сотни побед над мужскими сердцами, обратила взор своих сияющих глаз на сына и наследника своей госпожи, когда тот вернулся домой из Болонского университета. Не должно изумляться и тому, что означенный сын и наследник знатного семейства, будучи не только принцем, но и мужчиной, безумно влюбился в это поразительное, блестящее, дразнящее создание, привлекавшее не только своим обликом, но и нравом: к встрече с Изеллой не мог его подготовить ни один университет, она словно вечно избегала его, однако, спасаясь бегством, неизменно пускала в него парфянскую стрелу [4] . Не следует удивляться и тому, что вышеозначенный принц спустя неделю или две совершенно растерялся, утратил самообладание и сделался беспомощен перед прекрасной Изеллой.

4

Парфянские конные лучники часто применяли такой прием: спасаясь бегством, они внезапно разворачивались в седле и выпускали стрелу в преследователей. Отсюда выражение «парфянский выстрел».

Коротко говоря, юная пара вскоре оказалась в той волшебной стране, которую невозможно обнаружить ни на одной карте: там остановилось время, там нельзя описать при помощи системы координат пространство, там горы неотличимы от долин, но можно бесконечно странствовать по зачарованным рощам под пение соловьев.

Влюбленные вступили в этот рай через врата брака благодаря бдительности, проницательности и ловкости старой Эльзы, ведь молодой человек готов был все сложить к ногам своей богини и ее мать не преминула это заметить.

И так они предстали пред алтарем, искренне влюбленные, напоминающие Ромео и Джульетту. Однако способен ли испытывать подлинную любовь отпрыск знатного семейства, насчитывавшего сотни поколений, и наследник римского княжества?

Конечно, роза любви, пройдя все стадии, от бутона до едва распустившегося цветка и наконец полностью раскрывшая свои лепестки, далее неизбежно должна была осыпаться, обреченная на увядание. Разве слышал кто-нибудь когда-нибудь о бессмертной розе?

Роковой час настал. Обнаружилось, что Изелла готовится стать матерью, и тогда буря обрушилась на нее и низвергла во прах с тою же беспощадностью, с какой летний ветер, низринувшись с высот, ломает и пятнает грязью ту самую лилию, которую все лето овевал столь нежно, словно ухаживая за ней и льстя ее тщеславию.