Агуня
Шрифт:
Парень со злостью стукнул кулаком по лавке, и та жалобно скрипнула. Пора отвлечь царевича от проблем, а то он меня без мебели оставит.
— А тебя как зовут, милок?
— Василий Прекрасный, — горделиво задрал нос царевич, шаря глазами по стенам в поисках зеркала. Не найдя, опять заныл: — Есть хочу!
— Так у меня нет ничего. Гостей не ждала. Нам с котиком много не надо, запасы кончились, — скорбно повздыхала я.
«Нечего прикармливать. Быстрее уйдёт», — ответила на вопросительный взгляд фамильяра.
— Так
Вернулся с тощей походной торбой. Помогая себе зубами, распутал узел и вытряхнул на стол сову.
— Вот, подстрелил в лесу. Ощипай, из потрошков суп свари, а тушку запеки, — распорядился «охотник».
— Разве сов едят?
— Когда есть нечего, едят всё! — авторитетно заявил парень. — Даже кота твоего съесть можно.
Филипп мгновенно закончил притворяться спящим, прыгнул мне на спину и скомандовал:
«Давай!»
Мы повторили отрепетированную композицию «Умри, несчастный!», которую я дополнила словами:
— Это я тебя сейчас съем! Вырву сердце и скормлю Фильке!
Хорошо быть героем на безопасном расстоянии, да еще и за оградой, а вот когда скрюченные пальцы с чёрными птичьими когтями тянутся к твоему горлу, а перед глазами — оскаленная пасть с крокодильими зубами… Василий побледнел и по лавке скользнул в угол. Осознав, отчего скольжение было таким стремительным, царевич покраснел. А я, демонстративно зажав иллюзорный нос, отвернулась.
— Шёл бы ты отсюда…
— Куда? — робко спросил парень, понимая, что с мокрыми портками на морозе ему придётся туго.
— В баню! — рявкнула я и, немного смягчившись, добавила: — Хотел же с дороги попариться. Там штаны в щёлоке постираешь, да на полке разложишь. Глядишь, к утру просохнут.
Вся спесь с моего гостя стекла вместе с мочой. Он даже меньше ростом стал и потускнел как-то. Прихватив торбу, пятясь спиной вдоль стены, выскочил в дверь. Простучали каблуки красных сапог по ступенькам крыльца, заскрипел снег на дорожке, хлопнула дверь баньки.
— Слабак! — констатировал Филипп и вернулся на лежанку.
Инструкцию по пользованию баней заказывала специально. Поломав голову над тарабарщиной терминов, с трудом разобралась, как эксплуатировать приятное приложение к избушке. Размела сугробы, очистив дорожку, и пробралась внутрь заброшенной мыльни. Наводя порядок, в предбаннике наткнулась на дистанционный пульт управления. Методом научного тыка разобралась и с ним. Подумаешь, разочек устроила небольшой потоп, не поставив водозабор на автомат, и однажды чуть было не изжарилась, не поняв, как фиксировать верхний предел температуры. Зато теперь по настроению и желанию расслабляюсь в парилке, пользуя вместо контрастного душа сугробы.
Услышав от царевича «В баньке попарь», пультом включила режим нагрева воды и каменки. Так-то она всегда тёплая, даже ночевать можно, но на пар, даже лёгкий, не тянет. Мне не тяжело, а в доме не будет вонять походным потом.
Вызвав из клети ведро и тряпку, убрала последствия нашего с Филиппом представления.
— Аккуратнее надо бы, а то ненароком до инфаркта кого доведём. Куда потом труп девать будем? — ворчала я, отправляя инвентарь назад.
— Агуня, — позвал меня кот, сидевший на столе около птицы. — Она живая.
Сова и вправду открыла глаза. Лёжа на левом боку, она оглядывалась, осторожно поворачивая голову. Правое крылышко, измазанное в крови, безжизненно лежало вдоль тела.
— Эх ты, горемыка! Как же тебя угораздило? Дай посмотрю крылышко. Не бойся, трогать не буду, просто просканирую. Закрыла глаза и провела над тельцем рукой. Ладонь щипнул легкий удар энергии, а перед глазами появилась рентгеновская картинка скелета. Обе косточки предплечья крыла были сломаны. Френки бы вмиг всё вылечила, а у меня целительской силы мало. Придется крыло фиксировать.
— Филипп, ты сможешь её мягко подержать? Надо кости немного сдвинуть, а это больно. Боюсь, что дергаться будет и навредит себе еще больше.
Но сова так энергично закрутила головой, что я задумалась: «Разумная, что ли? Прямо не изба Бабы-Яги, а цирк со зверями. Кот говорящий и сова».
— Ты понимаешь меня? — на всякий случай спросила птицу.
Кивает.
— Пусть тебя кот подержит. Больно будет. Вдруг ты дёрнешься.
Опять отрицательно крутит головушкой, вытаращив глаза.
— Ну смотри, я предупредила.
Закрыла глаза и на магическом зрении принялась врачевать. Старалась делать быстро, но навыков особых нет, и руки как крюки. Птица терпела, но, когда я закончила фиксировать кости и приматывать крыло к тельцу, ослабла окончательно. Она лежала на столе, закрыв глаза, и дышала через приоткрытый клюв.
— Бедняжка… Мало мы его напугали! — кот погладил лапкой птицу по голове и спросил: — Куда ты её пристроишь? Избушка маленькая, спрятать негде.
— Давай в туалете? Там тепло и покойно. Положу в корзинку и повешу на крючок для полотенца.
Так и сделали.
В наших запасах давно уже хранилась тушка неизвестной птички. Побольше перепелки, но меньше курицы. Когда мы её получили на заказ по пункту «тушка птицы, готовая для приготовления», то единогласно и не раздумывая хотели отправить назад. Птица явно умерла своей смертью. После тяжёлой и продолжительной болезни. Но что-то меня удержало от возврата. Так и морозился трупик на дальней полке кладовки, пока царевич совиных потрошков не захотел.
— Тьфу! Тьфу! Гадость какая! Что это? — отплёвывался Василий от гадкого привкуса после двух ложек супа из «совы».