Ах, уехал мой любимый

Кит Тата

– А это что такое? Брокколи-альбинос? – тихий шёпот моего соседа за спиной заставил насторожиться и навострить уши. Даже поток воды из крана чуть убавила и замерла с недомытой тарелкой в руках.

– Цветная капуста, - после секундной заминки ответил тем же шёпотом Ваня. – Не нюхай и не дыши, пока не проглотишь.

Поджала губы, чтобы не прыснуть. Эти двое уже минут пятнадцать пытаются умять ужин, который все окрестили полезным. Неоднократно прошлись по всем продуктам, лежащим в тарелках и вывели отдельные методики для поедания

каждого.

– А это кукуруза. Она вкусная, - шепнул Ваня, а я порадовалась тому, что хоть что-то, из лежащего в его тарелке, оказалось ему по вкусу. – Сосиску бы сейчас сюда. Да?

– Так, заговорщики! – отложила тарелку на сушилку, обрубила поток воды и повернулась к ним, вытирая руки кухонным полотенцем. – Во-первых, я всё слышала, во-вторых, быстрее доедайте. Не ночевать же мне у раковины, дожидаясь ваших пустых тарелок.

– А мы уже всё, - втолкнул в себя сын ненавистную им цветную капусту и, в самом деле, не дыша, и почти не жуя, проглотил её. – Спасибо, мама. Всё было очень вкусно, - сгрёб свою тарелку и прихватил пустую тарелку Матвея. Поставил их в раковину и, обтерев губы тыльной стороной ладони, спросил. – Можно мы теперь поиграем?

– Может, Матвею нужно отдохнуть после работы? Он, наверное, тоже устал, - предположила я.

– Но у меня там… - начал сын возмущенно, слишком явно выискивая повод для того, чтобы Матвей остался у нас. – Я там вагончик не могу прицепить. И овца постоянно падает.

– Ну, раз овца постоянно падает… - начала я.

– Серьёзное дело, - хмыкнул вместе со мной Матвей, встав плечом к моему плечу.

– Не то слово, - иронично подметила я. Прочистила горло и чуть отступила в сторону от мужчины.

Слишком много тепла и ауры, укутывающей спокойствием, исходило от него. Не нужно обманываться. Он, всё равно, уйдёт.

– Ну, можно? – круглые синие глаза смотрели на меня с мольбой, но в то же время с упрёком.

За этим «ну, можно?» без труда можно было расслышать: «мать, не тупи. С Козырским дружу я, тебе с ним дружить необязательно».

– Хорошо, - капитулировала. – Но только потом, чтобы собрали все игрушки и разложили по полочкам и коробкам. Ясно?

– Да, мам, - широкая улыбка расцвела на лице сына. – Мы всё уберём. Да, Матвей?

– Да, старичок, - кивнул ему мужчина. – Ты иди пока раскидай всё, а я сейчас приду.

– Только ты не долго тут, ладно? – подпрыгнул Ваня на месте и жестом показал Козырскому наклониться к нему. – Если мама будет ругаться, сразу зови меня. Она у меня вот где, - показал он сжатый кулачок.

В безмолвном возмущении выпучила глаза и сдержала себя от того, чтобы дать обоим, тихо смеющимся друзьям, кухонным полотенцем по головам.

– Это что это такое? – всё-таки, вырвалось из меня. – Кто тебя этому научил?

– Дедушка, - ответил Ваня, нисколечко не уменьшая ширину улыбки. – Он сказал, что ты у меня здесь, - снова сжатый кулачок.

– Этот дедушка… - шумно вдохнула,

но воздержалась от дальнейших комментариев. – Его ждёт серьёзный разговор.

– Ну, я пошёл в комнату. Матвей, приходи, - взяв Лосиныча, Ваня убежал к себе в комнату и почти сразу на пол посыпались игрушки.

– Слушай, - чтобы не смотреть Козыскому в глаза во время общения, увлеклась складыванием полотенца пополам. – Ты извини, что Ваня так наседает. У тебя, наверняка, есть свои дела.

– Всё в порядке, - прервал меня Матвей. – Дела у меня появятся, примерно, через час, так что пока могу поиграть.

– Хорошо. Спасибо, - как болванчиком кивала головой.

– Анют?

– М? – всё-таки, подняла на него взгляд и сразу увязла в темных омутах. – Что?

– Может, сходим куда-нибудь на днях? – спросил он. Вскинул руку и прочесал пятерней затылок.

Ух, ты! Кому-то неловко?

– Куда-нибудь? – выгнула брови. Скрестила руки на груди и уперлась бедром в столешницу. – И куда же?

– В тихое место. Нам нужно поговорить.

– О чём?

– О многом, - повторил он мою позу, встав напротив. – Двенадцать лет прошло, Анют.

– Когда?

– Когда захочешь.

– Хорошо. Я подумаю.

– Над положительным ответом? – уголки его губ приподнялись в полуулыбке.

– Я сейчас откажу, не думая, - сощурила глаза.

– Ушёл, - поднял он руки в примирительном жесте и сытым львом направился в комнату Ваня.

Покачала головой и прикусила нижнюю губу, чтобы остановить расползающуюся по лицу улыбку. Отбросила полотенце в сторону и почти сразу же подпрыгнула на месте, когда за спиной раздался сигнал входящего звонка.

Алёнка. Кто ж ещё?

– Да? – ответила на звонок. Устраиваясь на стуле, подмяла под себя ногу.

– Чего поделываешь? – как и всегда хитрый голосок.

– Ничего.

– Тогда фонд помощи людям, страдающим фигнёй уже летит к вам, - хохотнула подруга и фоном послышалось какое-то шуршание.

– И что будем делать? Чай пить с ромашкой?

– С рюмашкой, если только. Придумала она, с ромашкой! Я ехала через весь город, чтобы цветы попить? Кто, вообще, цветы пьёт?

– Господи! – закатила я глаза и шлепнула себе ладонью по лбу. – Тебя только тронь, и ты затопишь своей словесной диареей с головой. Приезжай уже. Ставлю чайник.

– В смысле «приезжай»? Я уже здесь. Открывай, сова. Медведь пришёл.*

Глава 26

– А я смотрю, Козырский прям прописался в твоей квартире, - кокетливо повела бровками Аленка. – Мёдом ему тут намазано, поди, да только язычок всё никак не достанет, чтобы хоть немного лизнуть. Да?

– Можешь пригубить чай так, чтобы на кружку весь рот натянулся? – поморщилась я, указывая взглядом на большую кружку горячего чая в её руках.

– Да, брось, Ань! Просто наблюдаю. Мысли вслух и всё такое.