Ах, уехал мой любимый
Шрифт:
Отложила зонт в сторону, лихорадочно поправила влажные волосы, закинув их за плечи и открыла дверь.
– Да, я только что его нашла на полу в комнате Вани, - улыбнулась ему и осеклась, когда всё внимание сосредоточилось на полоске обнаженной кожи вдоль его торса. Шорты и толстовка, которая не была застегнута на молнию, не располагали ко сну. Скорее, к пробежке. – Зайдёшь?
– Поздно уже, - отрицательно качнул головой и, кажется, даже попытался отступить. Видимо, опасаясь, что я могу его затащить в свою холостяцкую берлогу.
– Как знаешь, - нарочито равнодушно повела плечами и
– Хотел будильник на завтра поставить и не нашёл его, - стал объясняться Матвей, протягиваю руку к телефону. – Спустился к машине и тоже ничего. Напугал?
– Немного, - призналась честно.
– Прости, не подумал.
– Ничего. Я вооружилась зонтом.
– Слабоватая защита.
– Какая есть, - выдохнула я невесело и уронила взгляд на то, как мы оба держали телефон, словно цеплялись за последний уцелевший между нами мост. А что, если он и правда последний? Ведь сегодня был его последний визит к нам, завтра он увезет нас в садик, а потом может с лёгкостью исчезнуть. Вряд ли он прикипел к своей новой квартире и этому дому. Что его здесь держит? Я, которая выстроила вокруг себя высокую стену с колючей проволокой по периметру и боится подпустить к себе любого мужчину? Та, которая хоронит себя под холодными моральными принципами и выпускает шипы, стоит хоть одному «кандидату на мандат» приблизиться? А что, если Алёнка права? Что, если мне нужно хоть раз в жизни отпустить себя и дать себе волю, присмотреться, почувствовать, попробовать хоть раз не идти протоптанной кем-то дорожкой?
– Уже поздно, Анют, - подобно голосу моей совести произнес Матвей с буддистским спокойствием глядя мне в глаза.
– Думаешь? – спросила дрогнувшим голосом и переступил через порог, выйдя к нему на лестничную площадку босой.
Что я делаю, боже?!
– Здесь холодно, - чуть нахмурился он, глядя мне в ноги.
– А здесь? – спросила, коснувшись ладонью его груди в распахнутой толстовке.
– Анют, - словно молотом его сердце ответило мне ударом в ладонь и ускорилось. Воздух со свистом покинул его легкие и, кажется, он даже пошатнулся на месте, не ожидав от меня такого напора.
Да и я сама от себя такого не ожидала, пребывая теперь в полной растерянности, и, не зная, что делать дальше.
Одной рукой я всё ещё цеплялась за тонкий мостик в виде телефона между нами и неотрывно смотрела в его глаза, наблюдая за тем, как они наполнялись темнотой. Ладонью чувствовала, как часто вздымалась его грудь и гулко билось сердце, словно готовое вот-вот выпрыгнуть и сбежать подальше от сумасшедшей меня.
А дальше-то что? Между нами почти не осталось расстояния. Мозг мечется в поисках свойственного для меня выхода с бронёй в виде страхов и морали, но порывистое сердце азбукой Морзе выбивает свои, несвойственные мне, ритмы.
Будь, что будет! Должна же я хоть раз сделать в этой жизни то, что от меня ждут меньше всего?
Резко поднялась на цыпочках и прижалась своими губами к губам Матвея. С силой зажмурила глаза, готовясь к чему угодно, к любой его реакции, в основном ожидая, что он меня оттолкнёт.
Но ничего не происходило. Вообще ничего. На долю секунды мне показалось, что я целую пластиковый манекен и вся эта
***
Руки непроизвольно обвивают крепкую шею. Не сразу сообразила, что всё ещё удерживаю телефон Матвея, но уже одна. Его руки всецело заняты мной. Он словно хочет вдавить меня в себя, впитать.
Неспешное, но настойчивое касание губ перетекает в страстное переплетение языков и дыхания. Теперь и сама желаю вжаться в Матвея сильнее, оказаться настолько близко к нему, насколько это вообще возможно. Электрические разряды подобно фейерверку выстреливают из поясницы, ударяют в затылок и горячими искрами оседают на когда-то остывших углях внизу живота, моментально разжигая пламя, жар которого еще никогда не плавил меня так сильно.
Обстановка вокруг плавно меняется. Меня уносит словно на волнах и прибивает к берегу, когда дверь тихо хлопает где-то совсем рядом. Голые ступни косаются знакомого коврика в прихожей, посылая возбужденному мозгу сигнал о том, что я дома.
Сильные руки ослабевают хватку на моей спине, смещаются выше, путаются пальцами в волосах, обхватывают шею, стискивают подбородок.
– Анют, - рокочет низкий голос во время секундной передышки на то, чтобы сделать вдох и снова впечататься в мои губы.
Боюсь открыть глаза, полностью отдавшись поцелую. Казалось, стоит хоть немного приоткрыть даже один из них, как вся магия, пробудившая во мне смелость, спадёт, и я снова замкнусь в своём любимом давно обжитом панцире.
По наитию отступаю назад и тяну за собой Матвея в сторону своей комнаты. Он беспрекословно следует за мной. Чувствую, как он переступает с ноги на ногу, снимая кроссовки. По памяти кладу телефон в предполагаемое место нахождения комода и, на удивление, не промахиваюсь. Возвращаю ладони на щетину, что так невыносимо приятно щекочет мою кожу. Спускаюсь ниже, царапая его шею, забираюсь пальцами под толстовку эгоистично стягиваю её с широких плеч.
Руки Матвея лишь не несколько коротких секунд исчезают с моей талии, чтобы скинуть несчастную толстовку на пол у порога моей комнаты, а затем снова обхватывают и прижимают к горячему торсу.
– Ты уверена? – рваный шепот у самых губ.
– Просто помолчи, - тянусь к нему, но он лишь отстраняется.
И это тогда, когда мы заперлись в комнате, где нам никто не помешает?
– Посмотри на меня, - Матвей обхватывает моё лицо ладонями. Кончиком носа гладит щёку.
– Я боюсь. Вдруг это всё ненастоящее.
– Я здесь, Анют, - выдыхает уверено. – В твоей комнате и немного в шоке, - слышу улыбку в тихом голосе.
– Тем более не открою, - усмехаюсь и снова пытаюсь дотянуться до его губ.
– Посмотри на меня, - произносит он настойчивее. – Иначе я начну подозревать, что так ты представляешь кого-то другого на моём месте.
– Дурак! – распахиваю глаза и полумраке комнаты, которую освещает только луна, вижу его сверкающие глаза.
– Так-то лучше, - улыбается Матвей, тем самым подливая масло в мой внутренний костёр.