Ах, война, что ты сделала...
Шрифт:
За тот период, пока я был в отпуске, погиб также офицер политотдела бригады капитан Чечель. По службе мы встречались с ним часто. Это был очень полный, спокойный и добродушный человек. Он скрупулезно проверял работу политработников подразделений, не выискивая каких-либо «жареных» фактов. Одним словом, в подразделениях он считался порядочным офицером.
Еще до своего отпуска, проходя мимо палатки политотдела, мы с Владимиром Григорьевым увидели капитана Чечеля. Он был сильно пьян. Таким он предстал перед нами первый и единственный раз.
— Ты в отпуск летишь? — спросил он меня. — Счастливый! А я вот тоже
Мы видели его тоскливые глаза, слушали пьяную, сбивчивую, часто повторяющуюся речь, понимая, что перебрал капитан, что завтра проспится, придет извиняться за сказанное. Не пришел. Через несколько дней, как он и говорил нам, ушел с батальоном в рейд. Говорят, что перед выходом выбирал себе технику, на которой находиться было более безопасно. Предлагали ему сесть в БТР, но он не внушил ему доверия: неуклюжий, на резиновом ходу. Выбрал боевую машину десанта. Мощный взрыв фугаса сработал как раз под тем местом, где сидел капитан…
Газета «Красная звезда» от 27.08.1980 г. писала: «Ширится поддержка различных слоев афганского населения Народной армии, ликвидирующей банды контрреволюционеров в некоторых районах страны. Как сообщает агентство Бахтар, в провинции Гильменд бойцы афганской армии совместно с партийными активистами и отрядами народной самообороны уничтожили вооруженную банду, долгое время терроризировавшую местное население».
И снова ни слова о нас, советских, тех, кто на самом деле их ликвидировал. А ведь именно личный состав нашей бригады уничтожил эту банду, о которой писали в газете, это при ее ликвидации погибли капитаны Кузнецов, Чечель и многие другие. Только для всего мира мы по-прежнему сажали в той стране деревья, ремонтировали школы, дома, проводили митинги и встречи дружбы. Какая подлость! Какое предательство и гнусная ложь! И вся наша страна верила в это.
Часть III
ВОСТОК — ДЕЛО ТОНКОЕ
Где-то через месяц после нашего прибытия в Кандагар меня вызвал замполит полка, майор Лукьяненко и поставил задачу: убыть в афганский батальон связи, расположенный в районе аэродрома, и выступить перед его личным составом с ознакомительной беседой.
— Возьми своих политработников, пускай и они поговорят. Расскажите, кто мы, откуда и зачем пришли к ним. Одним словом, по ходу разберешься, что к чему. Ознакомьтесь с порядком и условиями службы наших новоявленных «братьев по оружию», потом расскажете своим солдатам и офицерам.
У высокого саманного дувала, опоясывающего небольшую территорию части, нас встретили несколько афганских офицеров. Они были уже осведомлены о нашем прибытии. Приветствуя, долго трясли наши руки, расспрашивая о здоровье, жизни.
Пока собирали на построение личный состав, нас повели в расположение батальона, в такое же саманное, барачного типа одноэтажное здание. В длинной комнате стояли в два ряда деревянные топчаны, застланные зелеными суконными одеялами. Не было ни матрасов, ни постельного белья.
Зайдя в маленькую комнату, увидели, как афганский офицер бил кулаком вытянувшегося по стойке «смирно» солдата, по лицу которого текли слезы, но он молчал и даже не пытался защититься от побоев.
— Ты что делаешь? — крикнул я, забыв, что это не наш военнослужащий и вообще это не наше дело.
Афганский офицер, увидев нас, что-то сказал своему подчиненному, и тот, покорно согнувшись, быстро удалился из помещения. Сам лейтенант с улыбкой на лице подошел к нам и, ничуть не смутившись, что его застали за таким неприглядным занятием, приветливо поздоровался с нами.
— Спроси у него, зачем он бил солдата, — попросил я своего переводчика. — Скажи, что бить — это поступок, не достойный офицера, что в нашей армии он был бы очень сильно наказан за такие действия и это повлияло бы на его служебную карьеру.
— Товарищ старший лейтенант, — сказал мне переводчик, выслушав афганского офицера, — он сказал, что до Апрельской революции офицерам разрешалось таким образом наказывать солдат. Сейчас такой способ воспитания запретили, а зря. Но он и другие офицеры считают, что физическое наказание — самый эффективный и надежный метод в работе с солдатами. Поэтому он его и применил.
— А за что он так наказал своего солдата? В чем тот провинился? — спросил я снова переводчика.
— За то, — ответил он, — что тот плохо заправил постель офицера и не очень чисто прибрался в его комнате.
— Давайте не будем вмешиваться в их дела, — посоветовал мне офицер из нашей группы. — Если они законно били своих подчиненных и уверены, что только так их и надо воспитывать, то от наших слов и убеждений, воззваний к совести ничего не изменится. Пускай делают что хотят, потому что это их страна и живут они по своим законам. Мы же сюда приехали на экскурсию: на них поглядеть, себя показать. Посмотрели здесь, пойдемте во двор, там, наверное, уже собрались остальные солдаты.
Мы подошли к строю афганских военнослужащих, встали к ним лицом. Командир подразделения, следовавший вместе с нами, что-то крикнул солдатам, очевидно, поприветствовал их. Они дружно ответили ему троекратным выкриком, после каждого с силой ударяя правой ногой о землю. Потом одновременно заложили руки за спину на уровне пояса и замерли, отставив в сторону ногу.
Мне предоставили слово. Зная, что говорить нужно очень просто и коротко, я стал рассказывать, что мы в Афганистане представляем Вооруженные Силы Советского Союза, что Советский Союз — это северный сосед Афганистана, что вошли мы на территорию их страны лишь по просьбе афганского правительства и уйдем, как только отпадет необходимость нам здесь находиться. Я рассказал, что наш народ тоже воевал с басмачами и победил их.