Ахэрээну
Шрифт:
Суро потянулся в жестком кресле, тщетно пытаясь устроиться поудобней. За окно, возле которого сидел, старался не смотреть — широченный каменный двор наводил тоску. А младший сын, кажется, и не замечает разницы — что тут, что дома. Сейчас во дворе толкует с командирами о чем-то. Порой с ним сложней, чем с Макори — слишком себе на уме, хоть внешне сама почтительность.
Слуга за дверью охнул в голос, и тут же отворилась дверная створка — так, без доклада, отпихнув коридорного, могли себе позволить зайти только Атога и Шимара. Первый был занят. Значит, второй — желчный,
Хмурый, Шимара не поклонился — скорее кивнул, и, чуть сгорбившись, опустился на табурет рядом с креслом Суро.
— Добрался гонец из Ожерелья, от вашего сына. Все, больше нет времени. Как и раньше, нам верны крепости Черностенная, где сейчас Макори, и Шин. Северная все еще колеблется, с крепостью Сора тоже неясно, но, если мы будем сильны, тамошние командиры против нас не пойдут. Тай-эн-Таала и две южные верны генералу.
— Южными мы не занимались особо, пусть их — они ничего не решат. Но Крыло Лебедя… жаль. Это жемчужина всего Ожерелья. Я надеялся, Макори сумеет…
— Он же не волшебник. Там ваших людей раз, два и обчелся, — сказал Шимара скучным голосом. — Самых подозрительных отправили воевать. Остались ставленники Дома Таэна да еще от Нара немного.
— Не упоминай, — покривился Суро как от зубной боли. — Вон, сидит под замком… козленочек. Рогов нет, а туда же, пытается бодаться.
— А кстати вам и послание от козочки, — Шимара протянул ему запечатанный футляр. — Госпожа Майэрин от дядюшки привезла. Намекнула, что это он ее направил сюда.
Суро поспешно сорвал печать, отвернул крышку, прочел и вполголоса, со вкусом помянул рогатую скотину. И весьма извращенным способом.
Что ж, теперь по крайней мере насчет девочки нет сомнений. Относиться к ней, словно к принцессе, а еще лучше спровадить из Срединной со всем почетом.
Раз уж нельзя отделаться от всех Аэмара разом.
**
…Когда это началось? С того разговора на зимнем кладбище, вероятно. Когда юная девушка поразила его своей смелостью и откровенностью. Вероятно, именно в этот день было посажено семечко пусть не доверия, но внимания к ней.
Иначе в голову бы не пришло поверять свои трудности ей, недавно вышедшей из детского возраста. Конечно, он разговаривал с женщинами. Уважалрассудительность матери, и даже Лайэнэ в первую очередь привлекла умом и талантом, а не красотой. Но они были взрослыми!
А Майэрин, верно, способна понять лишь то, что все очень плохо. Она сидела, еле заметно кивала в такт его словам — так, наверное, слушала учителя — и Рииши радовался, что она не может прочесть его мысли.
Согласиться с требованиями Суро значило не просто один раз сказать «да», но по-настоящему выступить на его стороне, и верных людей убедить. Иначе все равно никого не спасти, только запятнать честь Дома. При настоящем согласии эту честь тем более не спасти. Готов он на это? Вряд ли…
Только его готовность никого не интересует.
Лучше всего было бы здесь, сейчас умереть от своей же руки — заговорщиков бы это напугало, побоялись бы давить на оружейников. Если бы Майэрин была такой, как его мать, и он знал ее много лет… Он сказал бы тогда — прости, но это единственный выход, и взял бы с нее клятву рассказать все как было, что к его смерти не причастен никто, кроме него самого, и тем не допустить еще большей смуты.
Но достаточно глянуть на эту девочку, чтобы оставить подобные мысли. Даже если она сдержит слово, не сломается, все скажет, как надо, толку будет с того? Отвезут куда-нибудь в дальнее поместье и оставят под надзором, а решения станут принимать сами.
— У меня выхода нет, — сказал он, — Придется соглашаться. Только не очень понимаю, кого я смогу убедить, если сам себе не верю.
Майэрин слушала с неизменно серьезным лицом, и неожиданно напомнила лилию в черном пруду — вокруг тьма, под ней бездна, а она такая светлая, ровная и аккуратная.
— А почему ты так сильно уверен, что Суро неправ в своих доводах? — спросила она. — Только потому, что ты и твой отец были верны правящему Дому, и тебе нравится господин Кэраи?
Рииши не сразу нашелся с ответом: никак не мог привыкнуть к ее прямоте. И где научилась?
— Если бы Дом Таэна был только символом! Они выступают и против человека, много лет защищавшего наши границы, и это сейчас, когда он сражается за всех нас.
— Он герой, — кивнула Майэрин, — Но если он и вправду не справляется с делами Хинаи? Я многое слышала от отца и Кайто, хоть они всерьез со мной и не разговаривали. Не каждый даже великий воин способен править.
— Ты думаешь, Суро с Атогой способны? — горько спросил Рииши, — Уже убившие офицеров крепости, которые всего-то были верны долгу?
— Это всегда бывает при переворотах, — сказала девушка, словно сама устраивала по пять смен власти на дню. — Но все же они взяли Срединную почти без крови, и тебя просят о помощи, не хотят новых жертв.
Да что с тобой разговаривать, подумал Рииши, и сам устыдился этой мысли. Проще всего, когда ответить и нечего, объявить собеседника дураком… или несмышленой маленькой девочкой. Уж лучше девочка будет задавать такие вопросы, чем настоящий противник.
— Нечего мне ответить, — признался он, — Я бы хотел все понять, но не могу. Знаю, как поступил бы отец, и мне это ближе всего. Не потому, что отец… я сам выбрал сторону, выбрал, кому доверять. Не умею и не хочу подстраиваться под дующий ветер. А ты можешь выбрать другое, осуждать я не стану.
— И что же, ты выбрал одно, а делать намерен другое — как это связать?
— Предателем себя чувствовать, вероятно, — ему неожиданно стало смешно, — Пока не смогу что-нибудь изменить. Постараюсь.
Внезапно Майэрин встала, так резко, что заинтересовались охранники у двери. Но препятствовать ей было не в чем, и девушка несколько раз прошла по комнате туда и сюда, потом села на прежнее место. Караульные какое-то время понаблюдали за ней, потом, видно, решили, что просто беспокоится барышня, пусть себе мечется. Тогда Майэрин заговорила, тихо, кусая губя и вертя в пальцах шелковые кисточки пояса, по-детски совсем.