Ахэрээну
Шрифт:
— И поддержку ты предлагаешь свою… и что с этого будешь иметь ты?
— С твоей помощью я сумею вернуться.
— Тебя считают мертвым.
— Уже не все, теперь по-любому что-то делать придется.
— Тебе нужна власть над провинцией? — удивилась Нээле.
— Не говори ерунды, это последнее, что могло бы придти мне в голову. Но я… привык к этим людям. Я хочу продолжать жить среди них. А значит, надо сделать это удобным для себя. Я повторю — жить по чужим правилам для меня невозможно.
Что-то в лице Нээле, видно, подтолкнуло
— Я не хочу убивать. Но, чтобы не делать этого, мне понадобится замена, такая, как людская любовь.
— А если всеобщая ненависть?
— Это сузит мои возможности, — ответил он с мягкой улыбкой. Так удивительно было сидеть сейчас с ним… и уже волноваться не больше, чем в своей комнатке в Эн-Хо. Сон наяву… странный, но не кошмарный.
— Тебе нравилось вызывать разные чувства.
— Да, как приправу к блюдам. Но нельзя питаться одними приправами.
— Но тебя и без меня любили, и сильно. Тут я ничего не смогу прибавить. Сама-то не слишком умею… — вздохнула невольно.
— Если бы я мог просто вернуться, не вызывая никаких подозрений! Но переворот дает шанс… только нужно показать, что им я необходим, а не желая считаться со мной они прогадают.
Нээле отвернулась от огня, дождалась, пока едва уловимый ночной ветерок овеет разгоряченное лицо, стряхнула побежавшего по запястью муравья. Такого разговора не ожидала. Она настолько ему нужна? О таком подарке Нээле даже не мечтала. Значит, она может попытаться ставить условия… Думала предложить обмен… но он сам нуждается в ее согласии! Да, это и впрямь настоящий подарок. Только с чего же вдруг всему телу стало так зябко, ведь у костра сидят…
А Энори продолжал, неторопливо и чуть отрешенно, по прежнему глядя то ли в огонь, то ли в ночь:
— Мне в общем-то все равно, кто здесь будет править. А ты нездешняя, в тебе нет впитанной с молоком верности местным Домам, какой бы знак они ни носили.
— Думаешь, люди Столицы потерпят твое влияние?
— Э, я сумел управиться с войском рухэй, а они — другие, не здешней крови. Нескольким сановникам и их свите, которых сюда пришлют, не с руки будет поднимать против себя весь народ, — и, без перехода: — Ты дрожишь. Замерзла? Ложись лучше спать. Утром здесь будет прохладно, устраивайся возле костра, я оставлю лишь угли.
И добавил:
— Ты подумай. Слово, сказанное вовремя, вера во что-то могут свернуть горы. Уже очень много крови пролилось, на войне и не только… стоит ли продолжать?
Хорошо, что в одеяло можно было закутаться с головой. А еще лучше было бы, приди ночью та женщина…
Его слова звучали разумно. Мало того, они звучали заботой о людях. И было, с чего поверить — ведь раньше его поступки и впрямь несли благо.
Нарочно ли он попал в самое уязвимое место?
Так мечтала о знаке судьбы, о том, чтобы исполнить волю Небес…. И вот он, желанный знак? Бедная девочка из мастерской спасет от смуты провинцию. Куда уж просить о большем!
По лицу покатились слезы, и она, чтобы не всхлипнуть, не привлечь его внимания, уткнулась в согнутую руку.
Когда рассвело, Энори ее разбудил, присел рядом.
— Здесь неподалеку отряд, — сообщил он. — Мой знакомый сотник со своими людьми уничтожил остатки рухэй. Я отправлю тебя с солдатами в Сосновую, потом заберу. Ты успела подумать?
Нээле села, растерянно пригладила волосы, вдыхая утреннюю прохладу. Она разве спала? Видимо, да… Подняла глаза на Энори: вот он точно не спал, он не спит никогда, если не ошиблась Лайэнэ.
Самый серьезный, самый страшный противник был сейчас перед ней. Его не одолеешь с помощью словесных уловок, сегодня, во всяком случае. Но он хочет развить ее дар, возможно, подпустить к каким-то своим делам… вот тогда, может быть… только о том и стоит молиться. А если нет, остается последний выход. Уж умереть-то она сумеет… наверное.
— Я согласна, — сказала она, — Но у меня есть условие.
— Говори, — улыбнулся, а глаза стали слишком внимательными, и, кажется, посветлели.
— Дай слово, что исполнишь мою просьбу.
— Какую?
— Сперва пообещай…
— Нээле, милая, не пытайся переиграть меня на этом поле. Просто скажи, что тебе нужно. Я обещаю, что постараюсь, если это не принесет вреда уже мне.
Его взгляд и голос выражали одно — ты мне нужна, я хочу и готов идти тебе навстречу. Теплый такой голос. Нээле стало тоскливо, словно она малышка и заблудилась в тумане. Сорока села на ветку, вроде бы ту, откуда вчера кричала сова, завертелась, вспорхнула — и нет ее. Одиночество подступило, будто сорока могла чем-то помочь. Готов, да… но как его обязать? А она уже здесь, никуда не деться. Не скажешь «согласна», иначе ведь добьется своего.
— Я хочу, чтобы ты не причинил вреда моим друзьям, брату Унно и Лиани. Или ищи другую провидицу.
— Ага, все-таки он отыскал тебя… Он и забрал тогда на севере, верно? — Имя Энори не удивило. Он ласково выпутал ее руку из складок одеяла, накрыл своей ладонью. — Нээле, подумай сама, я не могу вслепую поставить их благополучие выше своего. С чего тебе понадобилась эта сделка? Расскажи больше. Не бойся говорить, я же сказал — постараюсь.
Не видела его таким. Очень серьезным… нет, не то слово. Были моменты, когда хотел ее убедить, но теперь… словно действительно принял ее желания.
— Мои друзья охотятся за тобой, — запнулась, не решаясь продолжить. Руку не отняла. — Они знают, кто ты, и о твоей связи с рухэй…
— И о том, что я же и навел на остатки их отряда наших воинов?
— Нет… это правда? — девушка растерялась. Ах, да, он же только что сказал про знакомого сотника… Но нет, вряд ли знают, и это неважно.
Произнесла это вслух.
— Попытаются убить? — спросил Энори с интересом.
— Нет… не совсем, это им не по силам.
Отчаянно вскинулась, но он ничего не сказал, внимательно слушал. Обреченно продолжила: