Ахульго
Шрифт:
– Мне поехать в аул? – спросил Юнус.
– Там должен быть Ахбердилав.
– Не спеши, – ответил Шамиль.
– Он сам к нам едет.
Их давно заметили, и со стороны аула спешило несколько всадников. Шамиль издали узнал знамя своего наиба, а затем разглядел и его самого.
– Салам алейкум, имам! – еще издали кричал Ахбердилав.
– Ва алейкум салам, братья, – ответил Шамиль, пожимая руку сподвижнику.
– Говорят, вы пришли по реке? – удивлялся Ахбердилав, бросая уздечку своему мюриду.
– Я посылал проверить там дорогу, и
– Мне тоже теперь так кажется, – улыбнулся Шамиль.
– Но что было делать, когда вы уничтожили прежние дороги так, будто их никогда и не было.
– Это не я, – замотал головой Ахбердилав.
– Это Сурхай.
– Тогда все понятно, – кивнул Шамиль.
– Он из тех, кто перейдет мост и унесет его с собой.
– А если надо – новый построит, – согласился Ахбердилав.
– Он здесь? – спросил Шамиль.
– В Буртунае. Там, оказывается, тоже дороги есть.
– Были, – поправил Юнус.
– Сурхай свое дело знает.
– Еще как! – согласился Ахбердилав.
– А эти люди, которых он привел со своим отрядом? Винтовку в руках держать не умеют, зато киркой работают за десятерых!
– Ополченцы? – спросил Шамиль.
– Рабы, – сказал Ахбердилав, но тут же поправился.
– Бывшие.
– Забудь это слово, – сказал Шамиль.
– По своей воле люди рабами не бывают.
– Видно, раньше им приходилось работать, как ишакам, – не мог остановиться Ахбердилав.
– Видели бы вы, что они вытворяли. Вырвут из скалы камень и швыряют его вниз так, будто на голову своим бывшим владельцам.
– Они ушли с Сурхаем? – спросил Шамиль.
– Еле уговорил его оставить человек десять, – сказал Ахбердилав.
– Аргвани – и так крепость, я столько тут сделал, а они еще укрепляют.
– А жители аула? – спросил Шамиль.
– Ушли?
– Кто-то ушел, кто-то остался, – рассказывал Ахбердилав.
– Мужчины почти все остались. Кому хочется оставлять родное гнездо.
– Здесь нужны хорошие воины, – сказал Шамиль.
– Стариков, детей и больных я отправил вместе с женщинами, – сказал Ахбердилав.
– А остальные… Я не позавидую тем, кто встретится с ними в бою. Аргвани даже Хромой Тимур со своей ордой целую неделю не мог его взять. А тогда аул был намного меньше.
– И у Тимура не было пушек, – напомнил Шамиль.
– Как они дотащат сюда пушки? – сомневался Ахбердилав.
– Да они и сами сюда вряд ли дойдут.
– Для них же было бы лучше оставаться в своих домах, – сказал Шамиль, – и не трогать чужие.
– Поедем в аул, – предложил Ахбердилав.
– Там для всех места хватит.
– Я оставлю у тебя часть своих людей, – сказал Шамиль.
– А с остальными пойду в Буртунай.
– Понятно, – сказал Ахбердилав.
– Я слышал, что этот Граббе все же выступил против нас.
– Наверное, наши горы облиты золотом, что царь не жалеет ни денег, ни людей, чтобы захватить их, – покачал головой Шамиль.
– Жаль, горцы этого не знают, – горько улыбнулся Ахбердилав.
– Они даже не знают, смогут ли прокормить свои семьи до нового урожая.
К вечеру отряд Шамиля вошел в Аргвани.
В ауле продолжались работы. Люди разбирали старые дома и перегораживали завалами узкие улочки. Но этим дело не ограничивалось. Из одного дома в другой пробивались скрытые ходы, а в тайниках пряталось готовое к бою оружие.
Ахбердилав придумал и кое-что новое. Из-под некоторых крыш были вынуты опорные столбы и по нескольку потолочных балок. С виду это были обычные плоские крыши, служившие террасой следующему дому, но готовы были обрушиться, как только на них кто-нибудь ступит. На крутых улочках завалы были устроены так, чтобы обрушиться и покатиться вниз, если из под-них выдернуть опору – короткое бревно, к которому была привязана скрытая между камнями веревка.
На площади перед мечетью ходили по кругу волы, вращая большие жернова, в которых перемалывалось то, что нужно для пороха. Рядом точили сабли и кинжалы, а в кузне отливали пули, пуская в дело и свинец, и медь.
Прибывших с Шамилем мюридов и ополченцев тепло встретили, разобрали по домам и накормили. Сам Шамиль ночевал у наиба Абакара Аргванинского, кадия аула, предоставившего в распоряжение имама свой большой дом. Это был человек, беззаветно преданный шариату, свидетель принесения присяги всем трем имамам.
После вечерней молитвы, на которую собралось так много людей, что не всем в мечети хватило места, Шамиль обратился к людям:
– Братья! Аллах послал нам новое испытание, и мы примем его, как подобает настоящим мужчинам. Аргвани давно прославился своей стойкостью, и не мне учить вас, как нужно защищать родную землю. Скажу вам только одно: любите свободу, как мать родную, и жизнь ваша будет вечно прекрасной. Пусть золото и богатство вас не манят. Боритесь за свободу, защищайте ее. Без нее для нас, бедных горцев, нет жизни.
На рассвете заметно уменьшившийся отряд Шамиля выступил дальше. Проводники вели его к вершинам хребта по только им известной дороге. Это была даже не дорога, а каменистая тропа, и показывалась она лишь тогда, когда проводники убирали камень или отодвигали валун. Разглядеть дорогу впереди было невозможно, а позади отряда она снова исчезала стараниями тех же проводников. Иногда тропа вовсе обрывалась, и в таких местах приходилось пробираться по вбитым в скалу бревнам.
Через час пути Аргвани все еще был поблизости, но теперь, сверху, он был виден, как на ладони. Шамиль разглядывал подступы к Аргвани, прикидывая, где бы его еще стоило укрепить. И у него сжалось сердце, когда он представил себе, во что превратится этот древний красивый аул с его цветущими садами и зеленеющими террасными полями, если Граббе удастся его захватить.