Ахульго
Шрифт:
– Они пришли сюда по доброй воле и знают свое дело. Лучше расскажи, что тут будет.
– Настоящая крепость, – принялся показывать Сурхай, разворачивая свиток с планом. Он показывал чертеж, а затем демонстрировал строящиеся сооружения.
– Посредине – главная башня, но видна будет только верхняя часть. По бокам еще две. Между ними крепкая стена. Вокруг, по краю, тоже прочные стены с бойницами. Само собой – подземные ходы, пещеры для припасов…
– К весне закончишь? – прервал его Шамиль.
– Надо.
– Поторопись.
– Шамиль
– Лето будет жаркое.
– Пусть только сунутся! – воскликнул Сурхай.
– На эту крепость не то что лезть, смотреть будет страшно!
– А что там? – показывал Шамиль в сторону Нового Ахульго.
– Мечеть, вижу, стала выше. Это ты хорошо сделал, с минарета должно быть видно небо. А рядом?
– Твой дом, – гордо сообщил Сурхай.
– Дом? – удивился Шамиль.
– Мне хватало и того, что был. Как у всех остальных.
– Это дом имама, – объяснял Сурхай.
– Резиденция! Имаму не пристало принимать почетных гостей в подземелье. Да и будет где совет собирать, чтобы из окон весь Дагестан был виден.
– Ты прав, брат мой, – согласился Шамиль.
– Мы строим Имамат не для того, чтобы от кого-то прятаться, как мыши, а чтобы жить, как свободные люди.
Пожелав строителям помощи всевышнего, Шамиль отправился на Ахульго.
Неподалеку от новой резиденции горел костер, вокруг которого собралось много людей. Женщины с детьми на руках, дети постарше, девушки, старики – все слушали аксакала, который, наигрывая на пандуре, пел о том, что видел, когда не был слеп, и что слышал потом. Это было повествование о грозном завоевателе Надир-шахе, который пришел покорить Дагестан и которого горцы разбили наголову.
Старик пел, раскачиваясь в такт своей музыке:
Персии стал он владыкой, И турок разбил Надир-шах, Афганистан захватил он, И в Индию двинул войска,
Дели разграбил и сжег, Индии сердце он вырвал. Назвался «Владыкою мира» И руку решил наложить На непокорный Кавказ…
Люди увидели Шамиля, и по рядам пробежал шепот:
– Имам!
– Шамиль вернулся!
Люди начали вставать, хотя Шамиль и показывал знаками, чтобы они сидели и не нарушали песнь старика. Но аксакал сам прервал свое повествование и тоже встал.
– Салам алейкум, имам!
– Ва алейкум салам, – пожал его руку Шамиль.
– Как ты узнал, что это я?
– Тебя все узнают. Посмотри, даже твой младший сын тянет к тебе руки.
И действительно, Саид во все глаза смотрел на отца и тянул к нему ручонки. Джавгарат поднесла сына, Шамиль подержал его за руку и улыбнулся. Ему хотелось прижать сына к сердцу, но на людях не принято было проявлять нежные чувства. Старшие сыновья вырвались из рук Патимат и бросились к Шамилю. Но он только пожал им руки и вернул сыновей на место. Жены Шамиля засобирались домой, чтобы принять долгожданного главу семейства как подобает, но Шамиль велел им остаться.
– Продолжай, почтенный, – сказал Шамиль старику.
– Я тоже послушаю.
– Рассказываю, что было, – сказал старик, усаживаясь обратно на свою шубу.
– Я был тогда совсем мальчишкой, но такое не забывается.
Старик отпил воды из кувшина и снова ударил по струнам.
О люди, послушайте, что он творил в Дагестане, Этот шакал кровожадный, этот безжалостный зверь.
Старик пел, и перед людьми вставали ужасные картины.
Свирепые воины шаха громили села и топтали конями младенцев. Возводили курганы из отрезанных голов и кормили собак глазами, вырванными у детей. Уводили в рабство юношей и девушек, а стариков сбрасывали в пропасть.
Затем аксакал сменил мелодию и начал рассказ о том, как дагестанцы положили конец бесчинствам шаха:
Вместо аулов цветущих он оставлял пепелища, Пока Дагестана народы не стали народом одним, Чтоб напоить палача кровью его же нукеров, Чтоб уничтожить злодея и страшное войско его. Вышли на битву мужчины, и женщины вышли за ними, И растерзали шакалов барсы ущелий и гор.
Глаза мальчишек горели гордым пламенем, девочки вытирали слезы и начинали улыбаться, а старик продолжал свою песню, уже под новую мелодию, более звонкую и радостную:
От нас бежал, как трус, «Владыка мира», Забыв свой трон, корону и казну. И в бешенстве рыдал, ни с чем оставшись, И говорил потом, скрипя зубами: «Лишь глупый шах пойдет на Дагестан!»
– А что потом стало с Надир-шахом? – спрашивали дети.
– Его наши убили?
– Его свои же кинжалом закололи, – ответил аксакал.
– Как это, говорят, так? Полмира завоевали, а какие-то горцы у тебя корону отняли?
– Ты видел ту битву? – спросил Шамиль.
– Тогда я был уже слеп, – ответил старик.
– Там погиб наш отец, а мои старшие братья привезли его в аул. Они-то бились и все видели.
– А где корона шаха? – спрашивали дети.
– Потерялась?
– Корона! – торжествующе поднял палец аксакал.
– Разве могло потеряться это свидетельство шахского позора? Мои братья ее сберегли.
– Корону самого Надир-шаха? – удивился Юнус.
– Сейчас увидите!
Старик отложил пандур и стал что-то искать под своей шубой. Люди, не веря, столпились вокруг старика. Но тот действительно извлек из-под шубы что-то похожее на венец.
– Вот она, корона того, кто хотел нас покорить! – объявил аксакал и протянул ее Шамилю.
– Ее нашли мои братья, когда шах сбежал.
Шамиль с интересом рассматривал великий трофей. Корона была сделана из железа, покрытого серебром. Золотые возвышения вокруг короны служили оправой для драгоценных камней, но уже потеряли часть своего чудесного убранства. Зато уцелели золотые перья, исходившие от этих возвышений. Посредине, над большой глазницей, обрамлявшей некогда самый крупный драгоценный камень, золотое перо стояло прямо. Над этим пером сохранилось еще одно, усыпанное небольшими бриллиантами. Даже в таком истерзанном виде корона зримо олицетворяла воинскую славу Дагестана.