Академия "Алмазное сердце"
Шрифт:
И тогда, вслушиваясь в ее дрожащий голос, в ее беспомощные всхлипы, он начинал двигаться сильнее, быстрее, жестче, крепко удерживая Уну на месте, вколачиваясь в ее хрупко юное тело все сильнее и сильнее. От его бешеного напора, от яростной страсти, от его грубой силы Уна возбуждается еще сбольше, течет, кричит, извиваясь, чувствуя только это — толчки в своем теле, — обмирает с каждым из них, сбиваясь с дыхания и захлебываясь им.
Не в силах противиться, растерзанная и распятая, она выгибается дугой, дрожит так, словно испытывает страшнейшую муку, и ее наслаждение вспыхивает яркой белой звездой в ее разуме, ослепляя и оглушая.
Ее голос становится
— Огненная девочка…
Поутру собираться вместе с Аргентом на занятия было странно.
Когда Уна, стыдливо завернувшись в похрустывающую свежую простыню, вышла из душа, Аргент был уже практически готов к выходу и причесывал перед зеркалом свои черные, чуть влажные волосы.
Путаясь в белоснежной ткани, торопливо скользнув ему за спину, к постели, Уна принялась отыскивать свою форму, тайком при этом разглядывая ректора.
— Я распорядился, — негромко произнес Аргент, застегивая запонки на манжетах рукавов, — и тебе принесли свежий комплект формы и белья. После вчерашних блужданий по Похороненному Дому одежда твоя была в жалком состоянии, а чулки… гхм… кажется, мы вчера их порвали.
Смущенная его словами, Уна готова была провалиться сквозь землю, однако, нашла в себе силы пропищать жалкое «спасибо» и поспешно ухватила чистую рубашку, чтобы поскорее надеть ее.
Ректор, гхм…
Тот факт, что недоступный, великий и ужасный ректор Аргент был этой ночью с ней и занимался с ней любовью, вгонял Уну в краску, она мучительно кусала губы, припоминая, что Аргент вытворял с нею, и его слова — жаркие, горячие, полные животной страсти, — которые он шептал ей, забывшись, растворившись в страсти.
«Моя! Моя!»
Сейчас, тщательно причесанный и одетый в безупречную белоснежную рубашку, черный бархатный жилет с натертыми до блеска пуговицами, в выглаженные брюки — кажется, от его одежды еще пахло свежестью осенней ночи и горячим металлом, разгладившим мельчайшие складки и морщинки на ткани, — он совсем не походил на себя того — неистового и жесткого любовника, требующего полного подчинения в постели. Требовательно протянул он руку к поблескивающему вороху алмазных пластинок, и те с шорохом поспешно заскользили по его телу, облачая его в привычный костюм, заключая живое тело в непроницаемую броню.
— Выспалась? — произнес Аргент с улыбкой, и Уна, натягивая чулки, сообразила, что и он ее все это время рассматривал в зеркало. Как она одевается. Как натягивает сорочку, повернувшись к нему спиной. Как, краснея, выбирает из стопки одежды чистые трусики и натягивает их — слишком поспешно, боясь, что он в этот момент посмотрит на нее.
— Да, спасибо, — чуть слышно ответила она. Аргент обернулся к ней, оправляя острые жесткие лепестки своего высокого воротника, и Уна еще раз подивилась тому, как сейчас он не похож на себя самого вчерашнего. Его страсть, его желание, его нежность — все испарилось, словно и не было этого никогда, и на миг девушке показалось, что она видит в его глазах равнодушие и скуку.
— У тебя такое лицо, — заметил он, внимательно разглядывая девушку, — будто ты сейчас расплачешься. В чем дело?
— Нет, ничего, — пробормотала Уна, наспех застегивая юбку. Длинные распущенные косы скрывали ее склоненное лицо, и Аргент шагнул к девушке, его тонкие пальцы ласково коснулись ее щеки, приподняли ее лицо за подбородок, заставив Уну глянуть в его глаза.
— Что? — повторил он мягко, и Уна, шмыгнув носом, вдруг бросилась ему на грудь, обвила его ею руками, приникла к нему, вся дрожа.
— Скажи, — прошептала она, накрепко зажмурив глаза, как жмурятся дети, прячась от пугающей их опасности, — скажи, что это повторится еще хоть раз! Скажи, что это было не просто так, скажи!
От неожиданности Аргент вздрогнул, его ладони мягко легли на плечи девушки, он обнял и прижал ее к себе, легонько поцеловав в лохматую макушку.
— Отчего этот страх? — так же шепотом произнес он, зарываясь лицом в ее огненные волосы. — Мне показалось, мы поняли вчера друг друга, и оба друг другу дали понять, что это… не просто так. Но если ты хочешь, я могу повторить ее раз: ты моя, дочь огненного мага. Моя единственная. Моя уникальная. Моя желанная. Моя. Я увидел, заметил и пожелал тебя с первого же взгляда. Никому и ни за что я не отдам тебя. И мне невыносима даже тень мысли, — синие глаза Аргента сузились, взгляд стал колючим, холодным, — о том, что тебя может коснуться другой.
Уна вспыхнула от стыда, понимая, на что намекает Аргент, и он продолжил, чуть сжав ее плечи.
— Ты сделала мне очень больно, жестокая девчонка, — проговорил он с трудом, словно признаваясь в самой постыдной в его жизни тайне. — Когда ушла с Флетчером. Очень. Я знал, что не смею тебя ревновать. Понимал, что, вероятно, вы с Флетчером — пара, но…
— Ох, — прошептала Уна, прижимаясь пылающей щекой к его прохладной броне, — мне так стыдно! Знал бы ты, сколько раз я пожалела об этом!.. И о том, как вела себя с тобой, и о том, что было с Дереком… он хороший, он очень добрый, но он мне всегда был другом, а я позволила ему думать, что все иначе… ох, что же теперь делать…
— Тебе не единожды говорили — думай, прежде чем делать, — заметил Аргент. — Я не против того, чтобы Флетчер сопровождал тебя и охранял, и даже за, он хороший агент, но если он коснется тебя… Если между вами будет хоть тень того, что было… Если ты позволишь ему прикоснуться к тебе… Поверь мне, дочь огненного мага, делать больно умеешь не ты одна.
Аргент замолчал, но от его негромких жестких слов, казалось, вибрирует от напряжения воздух.
— Этого не будет! — выдохнула Уна, обхватив Аргента, спрятав пылающее лицо на его груди. — Не теперь! Не после всего того, что у нас с тобой было! Я никогда не предам тебя, слышишь? Я буду… буду думать. Я поговорю с Дереком сегодня же и скажу, что между нами не может быть ничего. Только верь мне, Аргент… Верь мне!
Его имя в ее устах прозвучало нежной музыкой, такой сладкой, что он не вынес — потянулся к ее губам и поцеловал, словно пробуя на вкус изысканный напиток.
— Я верю тебе, — ответил он, целуя ее. — Верю…
Легко было обещать Аргенту поговорить с Дереком, но как сложно это выполнить! Ох, как сложно!
Направляясь в учебное крыло, Уна прокручивала в голове десятки различных вариантов того, как могла бы сложиться их беседа, и как вообще выйти на эту щекотливую тему. Уна представляла чистое юношеское лицо Дерека, его светлые глаза, и словно наяву видела, как они наливаются гневом и болью от ее слов. Он не заслуживал того, чтобы ему причиняли боль! Уна мучительно потирала виски, придумывая себе хоть сколько-нибудь значительное оправдание, но на ум приходили лишь братья.