Академия чаросвет. Тень
Шрифт:
Серый швырнул сверкающий клинок в Шрама, и тот заорал, перекатившись по земле и зажимая бок ладонью.
А потом ночь разорвало вспышкой, как будто вдруг в Сумерках вспыхнуло солнце. Ослепительно яркий чистый луч ударил в зеркала над моей головой и разлился над Порожками золотым куполом, отражаясь во всех ловушках для света и озаряя город ярко, как никогда.
– Бастиан, – прошептала я, выпрямляясь на крыше башни. – Бастиан! – заорала, срывая горло, как будто он мог меня услышать.
А это был он. Я не сомневалась ни капли. Это его свет, его тепло, его любовь. Я чувствовала присутствие
Ночные твари подыхали от чаросвета, Порожки огласились визгом и ревом. Люди, освободившись от уз чарослов, вновь ринулись в атаку. А Серый развернулся ко мне. Белый клинок вышиб кусок парапета, и я упала, зашипев от боли и растирая ушибленную камнями ногу. От второго удара содрогнулась вся башня вместе с пылающими зеркалами. Он обрушит ее – и тогда все точно закончится. Все будет напрасно, и жертва Бастиана тоже! А прямо сейчас он отдавал все, что мог. Мне. Я не просила его об этом, это была не его война, не его месть. Но это была его любовь, которая не давала мне права сдаваться.
Я вскочила на ноги в тот момент, когда Серый вновь занес сияющий меч для удара. Пусть я толком не научилась управлять чаросветом, но у меня была тьма.
Густая мгла поднялась, оторвавшись от земли. Черные тугие щупальца, послушные моей воле, обвили ноги Серого, поползли вверх, обхватили запястья, заставляя опустить руки, сдавили горло, забрались в рот, уши, глаза.
Он попятился, вытаращив ослепшие глаза, отмахнулся мечом, разинул рот, из которого не вырвалось ни звука. Я сжала пальцы, и тень оплела его змеей, выдавливая жизнь. Шрам, зажимая рану в боку, шагнул к чару, и очередной кинжал вошел в серую грудь до самой рукоятки. Зеркальный щит Первого сорвался с руки и впился острым краем в шею другого, с золотым чубом. Белый бросился бежать, и вслед ему полетела стая ножей. А потом свет, так ярко озаривший Порожки, погас.
– Бастиан, – прошептала я.
Не помню, как слетела по лестнице, как пробралась через толпу к чаромобилю.
– Тебе надо уходить! – кричал Первый, обхватив меня за плечи. – Уходи, Мэди!
Я рефлекторно вытерла капли слюны, попавшие мне на щеки. Первый походил на безумца, а его светлые глаза так горели от злобной радости, что его можно было бы принять за чара.
– Мы победили, – выдавил Шрам, зажимая ладонью рану, и между его пальцами сочилась кровь.
– Тетя Рут?.. – с надеждой спросила я, но он покачал головой.
– Жертвы не напрасны. Это лишь первая победа! – воодушевленно воскликнул Первый. – Мы бы без тебя не справились, Мэди!..
Он говорил что-то еще, но я не слушала. Мы бы не справились без Баса. Я ничего без него не могу. Его свет погас, и мне точно вырвали душу. В зеркале дальнего вида отразилась таверна, пылающая как факел, и слезы хлынули по щекам. Но я надавила на педаль, и чаромобиль сорвался с места, осветив фарами путь.
***
Я проехала не меньше половины пути, когда серое небо надо мной прорезал луч, устремившийся в сторону Порожков. Город выжил, но какой ценой… В момент трусливой слабости я пожалела, что не могу вычеркнуть теснящиеся в голове воспоминания: пылающую таверну, Шрама, зажимающего бок широкой ладонью, черные щупальца тени… Я убила человека сегодня. Пусть это не мой нож вонзился ему в грудь, но фактически убила его я. Всех этих чаров. Я даже не знала, как их зовут, но и они не знали моего имени. Однако пришли забрать мою жизнь, как будто имели на это право.
Меня потряхивало от пережитого, но я сжимала руль и неслась к башне, где был Бастиан, и луч в небе указывал мне дорогу.
Только бы Бас остался жив.
У подножия башни толпился народ, наверху копошились рабочие. Я выскочила из чаромобиля и подошла ближе, прислушиваясь к разговорам.
– Как он мог засветить так далеко?
– Так высший чар.
– Высший не высший, а мозгов нет.
– Какой дом?
– Альваро.
– Где он? – спросила я, и взгляды устремились на меня.
Однако никто не посмел отмахнуться – форма академии чаросвет делала меня персоной, с которой надо считаться.
– Где тот чар, что светил с башни? Он жив? – повторила я.
– Когда увозили, был жив, – с вызовом в голосе произнес крупный усатый мужик.
– Куда? – выдохнула я, схватив его за грудки. – Куда его увезли?
Мой голос сорвался, и я попыталась встряхнуть мужика, но тот стоял неподвижно как глыба.
– В лечебницу при академии, – ответила вместо него какая-то сердобольная бабулька. – Ты не волнуйся, милая, там хорошие целители – все ж самый свет обучается. Думали сразу в Альваро его везти, но далеко. Как знать, может, там каждая минута на счету.
Мужик отцепил мои пальцы от своей одежды и разгладил несуществующие складки.
– Все с ним нормально будет, – заверил он, и в его глазах замерцали искры. – Организм молодой, здоровый, но глупый. Это ж надо – до самых Порожков! Я такого никогда не видел. Столб света! Жар, как от печки! Таким можно хоть всю Ночь осветить, а он…
– А что там с Порожками, кто знает? – спросили из толпы.
– Хоть бы не как с Левыми, – вздохнула бабулька. – Там тоже чар пытался помочь – да толку? Только глаза себе выжег. А ведь молодой был, красивый.
– Говорят, в Порожках проснулась темная кровь…
– Врут! – отрезал усатый чар. – А ну, разошлись.
Я вновь села в чаромобиль и рванула к академии.
Сумерки скоро закончились, солнце выкатилось на небо, озарив все вокруг светом. Академия издали казалась нарядной, как торт, украшенный сливками: все эти башенки, мостики, клумбы. Вот только ворота оказались выгнуты изнутри, как будто их пробивали тараном.
Бросив чаромобиль у здания, я взлетела по лестнице, которую охраняли мраморные символы домов, и заметила среди студентов Фалько.
– Бастиан, – выпалила я, кинувшись к нему.
– К нему не пускают, – вздохнул Фалько, проведя пятерней по огненной шевелюре. Веснушки выделились ярче на его побледневшей коже. – Он у целителей, ректорша сказала, едут еще какие-то светила из Альваро. А с тобой что? Видок у тебя, конечно…
Я побежала дальше.
– Мэди, тебя все равно к нему не пустят, – воскликнул Фалько, едва за мной поспевая. – Ты ничем ему не поможешь!
А вот он мне помог. Свернув за очередной угол, я накинула на себя тень.