Академия егерей
Шрифт:
В нужный день лаборатория стала закрытым местом для всех, кроме действующих лиц. Я раздала новое зелье, указала как пить, и Академия на долгое часы замерла — оставалось ждать первых результатов.
Лойи бросал на меня жуткие взгляды, помогал раскладывать скальпели и пилы — фактически набор для работы с мертвыми телами, а не с живым человеком. Вокруг все пропахло очистителем. Лойи тошнило. Я бы сама была не прочь такого проявления человеческих чувств, но когда обнаженный Эгиль лег на стол и поморщился от холода поверхности, я была спокойна. Все, что осталось, это цель — мне доверяли, а значит, я должна была оправдать
Пытки продолжались уже третий час.
Тело на столе дорожало от боли, кровь выступала и тут же запекалась на раскаленной коже. Огонь вырывался и тут же стихал. А я продолжала украшать, иначе и не скажешь, его тело длинными и глубокими линиями. Никакого обезболивающего или дурмана, но Эгиль был в сознании. Держал свою силу и огонь.
Я шептала, что осталось ещё немного. Обманывала, конечно, и продолжала без жалости вести скальпелем. Я врала ему снова и снова. Это было своего рода ритуал: он понимал, что я лгу, но и надеялся на правду. Пожалей я его, прервись хотя бы на минуту — и мое странное спокойствие развеется, и я ошибусь. Мучения Эгиля закончатся, но окажутся совершенно пустыми. Бесполезными. А это было неправильно.
Ран становилось больше. В какой-то миг мне показалось, что не я веду нож, а он меня. Что-то внутри подгоняло сделать тот или иной надрез. Меня накрыло дикое чувство правильности происходящего, перед глазами стояла голубая дымка, и шрамы на теле Эгиля действительно походили на какой-то затейливый рисунок. В них была своя логика, но настолько чуждая, что я так и не смогла приблизиться к ее разгадке. Только коснуться сознанием края.
Мы шли вместе буквально по краю смерти. Как трясся Эгиль на столе, так же тряслась я будто запертая внутри своего тела, способная только смотреть и ощущать. Можно было прекратить это транс, силы воли у меня бы хватило, но все кричало, что любое вмешательство — и я потеряю Эгиля. Не удержу его. В этот момент он почти умирал — от боли, потери крови и ранений, но пламя даже не касалось меня, уходило, сжималось, тлело в узком кольце радужки, едва видной из-за чудовищно расширившихся зрачков.
Но вот я поднесла в очередной раз нож и вдруг отчетливо поняла, что все.
Я или сделала все, как нужно, или убила его.
Я отошла от стола и замерла. О том, что Эгиль жив напоминала только его дрожащая грудная клетка — полураскрытая, кажется, я видела сердце через щель в рёбрах. Он не должен был выжить, но все ещё был жив. Пока еще держался. Пламя теперь едва заметно плясало на коже, не поднимаясь и не вспыхивая.
Мы справились. Кажется, мы действительно справились. Эгиль взял пламя под контроль, а я не убила его до того времени.
— Давай, — хрипло сказала я Лойи. Из моих рук вывалился скальпель на пол, рядом со столиком для инструментов. Не смогла положить его в кювету, руки не поднимались. Металл ножей и распорок был в крови, так же как мои руки, фартук и пол возле стола.
У Лойи тоже дрожали руки, он был еще бледнее, чем обычно. На мгновение я ощутила ужас: вдруг заклинание не получится! Но Лойи продолжал напитывать конструкт энергией, дорисовывать его, расширять — крошечный шарик постепенно разрастался до сложной картины, превращаясь в то, что может накрыть тело человека полностью. Это был третий раз, когда я видела применение такого уровня конструкта. Ранее я бы восхитилась, сейчас же эмоций хватило только на волнение — поможет ли Эгилю.
Напитывать такой конструкт пришлось без малого пять минут. Лойи держался на упрямстве и принятых зельях, а когда заклинание пришло в движение, то и вовсе рухнул на колени.
Смерть отступала. Я смотрела, как медленно искры проникают в тело, и затягиваются нанесенные ножом раны, и тяжело дышала. Не хватало воздуха. Хотелось выйти на улицу и хватить губами предвечернюю прохладу. Я не могла больше стоять возле стола. Заклинание будет действовать еще с час или больше. Можно было и пройтись. Да, пройтись.
Перчатки и фартук я свалила комом в углу, кое-как умылась и, кивнув Лойи, выползла в коридор. Неожиданно стало холодно, но это был хорошо. Теперь дрожь была не только внутри, но и колотила меня всю.
Под ногтями я увидела бурую полосу. Крови было так много, что не помогли перчатки. Кровавые подтёки чуть ли не около плеча. Кровь не стиралась. По дурости я лизнула пальцы и попыталась оттереть слюной. Вот только добилась немногого. А противный металлический привкус теперь не желал пропадать с языка. Наконец напряжение вылилось, как и должно было. Меня затошнило, а перед глазами заплясали световые пятна. Ноги почти не держали, пришлось опереться о стену. Хорошо, что сейчас вечер, а в Академии все в основном сидят по комнатам. Небольшое оживление было в дальнем конце двора, возле конюшен и в корпусе преподавателей. Но я стояла в кустах, авось не заметят.
Лойи все не выходил, это немного беспокоило, но я держалась. Хотя заклинание жутко долгое и длинное и, скорее всего, повторить «Сердца воина» придется еще раз. Но я все равно вылезла из кустов и стала лицом к входу в корпус — войти или нет. Убедиться, что он выжил, или подождать еще?
— Попалась, рыжуля! Теперь так просто не отделаешься, — чужая ладонь с силой сжала мое горло, а другая до синяков схватила за грудь, впилась пальцами в ребра, пока не остановилась на бедре, больно ухватив кожу. Разъяренный шепот на ухо, смутно знакомый.
Я дернулась, только сил не было. Нападавший выбрал самый неудобный для меня момент. Меня как куклу повернули вокруг оси, ладонь вцепилась в затылок, сжимая волосы, натягивая их, до боли выворачивая мою голову. Сквозь выступившие слезы я увидела лицо. Узнала не сразу, всё-таки всех мерзких мужчине помнить — никакой памяти не хватит. Но то, как он ко мне обратился. Рыжуля. После нескольких мгновений я вспомнила этого наглеца. Не имя, только лицо. Откуда он здесь? Искал?
— Вижу, ты рада меня видеть, — усмехнулся он и резко впился поцелуем в мои губы. Моя тошнота усилилась. — Что, от радости дар речи потеряла? Тебе так понравилось?
— Да, — прошептала я. Ужаса не было, только усталость. — Всегда мечтала проверить какой на вкус крапчатый слизень. Как твой язык — отвратительный, тошнотворный и в налете.
Я разозлила его, не удержалась. На мгновение показалось, что волосы мне оторвали. Шипя «ты мне за все ответишь», он тянул меня куда-то. Ноги заплетались, перед глазами была только земля внутреннего двора академии.
Я услышала возмущенный окрик гран Дари. Кажется, он с кем-то разговаривал. И этот кто-то заметил наше приближение.