Академия Форхиллз
Шрифт:
Глава 1. Особняк Теймроуз
Виви
Мы с мамой сидели в опустевшей спальне на втором этаже семейного особняка Теймроуз, а шум и разговоры доносившиеся снизу, казались нам чем-то сюрреалистичным из другого измерения. Как и сама комната. Она выглядела слишком чужой, несмотря на то что здесь с самого детства жил наш самый близкий на этом свете человек Вианора Теймроуз, моя сестра и старшая дочь моей матери.
Для меня она всегда была девушкой из Зазеркалья. Такой пугающе похожей
Она была счастлива. Папа был счастлив. Я была счастлива. Мы надеялись, что Ви тоже счастлива с бабулей Теймроуз. Но вот мы уже на вторых за этот год похоронах.
Сначала ушёл отец. Тихо-тихо во сне. Врачи объяснили это психическим истощением. Всё же разлука с одной из дочерей не пошла ему на пользу, и он слишком рано ушёл от нас. Ви не появилась на поминках. Ручаюсь, она даже не была в курсе, что папа умер. Мы получили лишь типовое письмо, подписанное секретарём семьи. Ничего не значащие слова выражали безмерное соболезнование нашей утрате.
Безмерное соболезнование. Так там и было написано. Черт возьми, что значит безмерное соболезнование?! Такое огромное, что придавит нас ещё сильнее свалившегося внезапно горя?
А теперь следом за ним ушла Ви. Моя родная незнакомка с идеальной жизнью в роскошном особняке, учебой в частной закрытой школе и наверняка отношениями с самым крутым парнем из самой влиятельной семьи. Но разве хоронят девочек с идеальной жизнью в закрытом гробу? Такие даже на смертном одре должны выглядеть прекрасно. Но может это к лучшему. Ума не приложу, что бы я почувствовала, увидев своё мертвое лицо, непослушную челку и красные пёрышки в русых волосах…
Маме было хуже. Она у меня никогда не отличалась самостоятельностью и твердостью характера. Простые решения всегда перекладывала на нас с отцом, а нам нравилось нянчиться с нашей маленькой женщиной. Выбирать в какой цвет покрасить кухню и какой фильм посмотреть вечером субботы. Она всегда была со всем согласна, улыбалась и не спорила. Когда-то она так же без боя отдала свою дочь, потому что ей сказали.
Я не винила её. На то были веские причины. Мне ещё тогда пытались объяснить, но из всего того суеверного и бессвязного бреда, которым меня накормили, я вынесла лишь
то, что Ви серьёзно больна, и только Теймроузы знают, как её вылечить.
Видимо, не знали, раз она теперь мертва.
Я жалела мою бедную Ви, кляла себя, что не приняла половину её болезни, но теперь я не уверена, что сестра была больна. Я вообще ни в чем не уверена. Тупо смотрю, как мама баюкает на руках старую куклу и пытается заплакать, но у неё ничего не получается. Она корчит какую-то детскую гримасу, отчего мне становится только хуже. И я не могу плакать. Чувствую себя Атакамой. Я пустое выжженное солнцем поле, покрытое крупными трещинами. Высокая стена семьи Теймроуз, подобно Андам не пропускает ко мне ни единой тучи…
– Смотри, ей нравились такие же книги, как и тебе, – мама смахивает несуществующие слёзы и в её руках дрожит нетронутое издание “Сердца Трёх” для детей.
– Это здорово, ма, – молюсь, чтобы она не открыла и не увидела сделанную ей же памятную надпись. Он часто покупала нам одинаковые вещи, это помогало избежать гнетущего чувства вины. Но я всё равно улыбнулась, глядя на книгу. Я тоже терпеть не могла эту историю про близнецов-кузенов. Интересно, что ещё одинаково бесило нас с тобой Ви? Я вот ненавижу похороны… Ты наверно тоже, раз не приехала поддержать нас.
– Миссис и Мисс Рид. Прошу вас спуститься для оглашения завещания Вианоры Теймроуз, – торжественно позвал нас один из лакеев бабушки. Их она подбирает одинаково безликими. Ничего не выражающий взгляд, зачесанные назад волосы и костюм без единого катышка. По сравнению с ним мы с ма выглядели как бродяжки, но точно не ближайшие родственницы хозяйки поместья.
Мама издала какой-то сдавленный стон и крепче вцепилась в найденную на полке куклу, абсолютную копию моей. Всё-таки Ви хранила наши подарки.
– Кто… Кто в семнадцать лет пишет завещание? – каким-то не своим голосом спрашивала мама, будто я знала ответ, словно это так же легко, как сказать что мы сегодня будем смотреть по ящику. Словно меня саму не мучает тот же вопрос. Словно я сама уже написала своё. Почему так, Ви?
Мужчина терпеливо стоял на пороге, совсем не обращая внимание на нарастающую истерику моей матери, а она отчаянно пыталась найти точку опоры в этом безумии, как жаль, что именно сегодня я ничем не могу ей помочь.
– Подождите нас минуту. За дверью!
Ни возражения. Ни упрёка. Ничего. Он молча вышел и запер за собой дверь. Я же ужаснулась тому, как сильно я скопировала властный тон бабушки. Прижала ладонь к дрожащим на шее венам. Показалось. Показалось. Я не похожа на эту страшную женщину.
Поздно. Мама тоже заметила это. Шмыгнула носом и как-то пугливо шагнула назад.
Эти странности с ней уже давно. Вглядывается в меня, ищет какие-то одной лишь ей известные знаки, а потом вот так шарахается, как от чужой.
Вздохнула и с улыбкой протянула ей руку.
– Это последняя воля, Ви, ма. Мы должны.
Как чертовски мало ступенек на этой гребанной лестнице. Нам сейчас очень не хватает свободного полёта перед падением. Оно наступает слишком быстро. Встречает нас утопающим в кроваво алых розах гробом. Мама по-детски пугливо вжимается в меня. Зарывается лицом у меня в волосах, сильнее тянет к земле. А я мотаю головой, чтобы челка упала мне на лицо и спрятала хоть немного от хищных взглядов незнакомцев.