Академия Космического Флота: Дежурные

Селена Сирена

— А что же с ситуациями, которые выходят за рамки Устава?

— Гассо-Тьер-Тэр эффективно учит правилам, он замечательный шаутбенахт, но вряд ли дослужится до звания выше. Гуманоиды, которые могут придумать решение и справиться с нестандартными ситуациями,меняют мир.

С этими словами Ивес спокойно

переложил ещё несколько контейнеров с едой в багажный отсек корабля и зафиксировал их ремнями, потом взял мои коробки и повторил процедуру. Наконец дёрнул — убедился, что всё держится отлично. Мы как раз перенесли последние контейнеры, и я замерла около трапа на катер. Цварг поднялся с корточек и развернулся.

— Кстати, о нестандартных ситуациях. Я всё хотела спросить…

Левая бровь на лице цварга заинтересованно поползла наверх.

— …во вступительном экзамене для абитуриентов Академии есть вопрос про космокатастрофу гражданского лайнера. Описывается ситуация, при которой спасательных капсул меньше, чем пассажиров. Вопрос ставится «кого спасать первым?». К сожалению, я так и не поняла до сих пор правильного ответа. Ты не подскажешь?

Ивес хмыкнул.

— Это вопрос, на который не существует правильного ответа. Экзаменаторы хотят понять, с каким складом ума гуманоиды хотят поступить в Академию Космофлота. Некоторые отвечают, что спасательные места надо дать первым лицам государств, если такие оказались на лайнере, и самым влиятельным политикам. Кто-то считает, что в зависимости от того, как далеко лайнер оказался от Федерации, места надо давать самым здоровым и сильным — чтобы они смогли выжить и основать колонию на ближайшей планете. Кто-то — что надо спасать, наоборот, самых слабых и больных. А как, кстати, ты ответила?

— Женщин и детей… без указания расы.

— О! По крайней мере, в свете последних событий это указывает на то, что в тебе нет ксенофобии.

Он снова улыбнулся, открыто глядя мне в глаза, а я в тысячный раз подумала… какой же он красивый: эти высокие скулы, твёрдая линия подбородка и фантастический оттенок радужек. Память невольно подбросила воспоминания о том, как невыносимо уютно было стоять в кольце этих сильных рук на дорожке для боулинга. Всю жизнь я тянула братьев и сестру, даже мама и та была для меня как ещё один ребёнок в нашей многодетной семье, я чувствовала себя главной и ответственной, ходила на родительские собрания, работала кассиршей… А с Ивесом неожиданно оказалось легко. Целый год он заботился обо мне, и эта забота оказалась одновременно настолько нужной и ненавязчивой, что сейчас, прощаясь с ним всего лишь на несколько недель, я чувствовала подступающую к сердцу сосущую пустоту. Со всеми членами восьмой группы прощаться было тяжело, но с Ивом почему-то — особенно. Я посмотрела на чётко очерченные мужские губы и поймала себя на жгучем желании их поцеловать.

— Спасибо, — неожиданно серьёзно сказал лейтенант Ир’сан.

Я растерялась.

— За что?

— За то, что весь год не нарушала наш договор.

«Ты меня не трогаешь. Никогда. Ни при каких условиях».

А я и не трогала…

— Все сели? Эй, кадет, сейчас трап будем убирать! — крикнул пилот сзади.

Я посмотрела на Ивеса. Ну вот, пора и прощаться. Обнять нельзя, поцеловать — тем более.

Лейтенант Ир’сан перевёл взгляд за моё плечо, а затем озорно-насмешливо отсалютовал двумя пальцами. Я обращала внимание, что так часто делают старшие офицеры по отношению к младшим, что-то вроде «хей, не грусти, рядовой, скоро тоже дорастёшь до моего ранга». Я улыбнулась и отдала честь по-военному чётко.

Ивес развернулся на каблуках ботинок и быстрым шагом направился в сторону шлюза, я же побежала к своему месту. Жди меня, Захран! Я уже лечу!

Конец первого тома