Академия относительности
Шрифт:
— Тебе так интересно, чем я занимаюсь ночью? Хочешь поучаствовать?
Вторая рука уже увереннее схватила за косу, заставляя немного прогнуться. Горячее дыхание пощекотало прямо возле уха, и дракон шумно втянул воздух.
— Хм, от тебя ничем не пахнет. Лишь ощущение свежести, почти морозности. Не пользуешься ароматами?
— Нет, — ответил я сквозь зубы, тщательно контролируя норовящее сбиться дыхание.
— Удивительно.
Сиф вновь отошёл, позволяя выпрямиться. С трудом подавляя желание сорвать крэшшшеву повязку, я чуть наклонил голову, силясь услышать хоть что-то, хоть
— Даже не пытайся. Не услышишь. Не сможешь почувствовать.
Лёгкое касание по оголённому предплечью, не рукой, но… Прядью волос? Мурашки уже гораздо смелее разбежались по всему телу. Отдалённый запах нагретых солнцем камней.
— Отключись. От всего. Сейчас рецепторы тебе лишь мешают. Они врут, искажают действительность, запаздывают.
Жар с одной стороны и едва ощутимое касание с другой. С треском рвутся завязки на груди, но коготь не царапает кожу. Чешуйчатый контролирует свои движения на запредельном уровне.
— Перестань думать. Перестань чувствовать. Просто будь.
Впервые я ощущаю что-то. Колебание воздуха? Или лишь тень движения? Перехватываю его руку у самой груди, крепко сжимаю запястье, а дракон хохочет:
— й, молодец! Поймал-таки! Значит стоит тебя достаточно раздразнить, и оно всё же вылезет наружу.
Я точно знал, что теперь уже можно снять повязку, так что сорвал её и тут же уставился на Сифа, стоящего до крэшшша близко. Так близко, что можно было разглядеть его татуировку вo всех деталях. Или это вовсе не татуировка? Проступающий узор являлся неотъемлемой частью его тела, отражением той сущности, что спала внутри него. Нет, не чешуя вырисовывалась на смуглой коже, но словно распускался причудливый цветок, выкидывающий всё новые и новые лепестки. Рывок и я оказался снова прижат вплотную, но на этот раз глаза в глаза. Не знаю, что он видел в моих, но в его был голод и азарт. Плохое сочетание, дразнящее инкуба во мне.
— И что ты будешь делать с пойманным драконом? — прошептал он мне в губы — Хватит смелости или нет?
Наверное, стоило как-то воспользоваться ситуацией, раз уж мне так открыто позволяли это сделать, но я сам был настолько удивлён своим реакциям, что поспешил убраться подальше. Даже в коридоре всё еще был слышен бархатный смех Сифа, словно в ласке проходящийся по коже и заставляющий волоски на затылке вставать дыбом. Какого крэшшша? Почему и этот разумный так на меня действует? Кажется, демон внутри меня становится всё более требовательным и ему явно не хватает той «кормёжки», что хоть и обильна, но так редка. Бездна. Не пора ли признаться честно, хотя бы себе? Эти игры, даже если они на грани, так нравятся мне… Дело ли в ощущении власти над мыслями и поступками другого, или во внимании, что изливается на меня и подкармливает эмпатические способности даже сквозь, казалось бы, непроницаемые щиты?
Не суть. Важно другое — я не уверен, что действительно могу сваливать эту жажду на «внутреннего демона». Да и вообще — есть ли он, этот «внутренний демон»? Стоит ли отгораживаться от своих тёмных желаний, почти отрекаться, наделяя мнимой самостоятельностью? Зачем врать? Не проще ли принять себя со всей неоднозначностью собственного «я»?
«Что ты будешь делать с пойманным драконом?». Вопрос не ко мне, но к Лири. Впрочем, вариантов немного и ни один из них не выглядит красиво, достойно или благородно. Мастер Вузках, вот именно об этом я и говорил — поступки, что противоречат принципам чести и достоинства, призванные вернуть эту самую честь и достоинство целому Дому. Не это ли еще один осевой конфликт, тот, вокруг которого вертится по спирали история Мира? Впрочем, на этом держится история всех миров. На конфликтах, борьбе разных начал, на относительности точки зрения.
К слову о точках зрения. Подготовка заданного йелли Эйлирой реферата, как и ожидалось, принесла несколько часов истинно «синечулочного счастья» и не только мне, но и еечке. Ага, Мар оказался не менее увлекающейся натурой, вот и сидели мы с ним в Библиотеке, закопавшись в книги по самые уши. Я выискивал всё, что только мог по миграции народов в до-имперское время, по причинам и последствиям, а эльф штудировал материалы по очередным листикам-цветочкам, полезным в употреблении. Хорошо хоть гербарий свой он держал не в комнате, а в учебных лабораториях…
Не знаю, как у остроухого, а у меня картинка вырисовывалась любопытная… сли сложить всё найденное, то получалось, что не будь Второй Катастрофы, люди не ушли бы с облюбованного ими Севера и не попытались бы присоседиться к эльфам в Центре. Эльфы, вроде как, решили воспользоваться подвернувшейся возможностью отгородиться от братьев своих тёмных, и позволили одной из младших рас занять обширные земли к западу от Элисвиэля, и к северу от миравиэля, что само по себе было нонсенсом — чтобы эти заносчивые снобы, да поделились чем-то с младшими, коих тогда без всякого стеснения называли «низшими»? м, а почему бы не спросить, как раз одно такого, «высшего»?
— Мар, а, Мар?
— Чего тебе? — буркнул эльф, старательно перерисовывая заданное растение в свою заветную тетрадочку.
— Ты с историей вашего народа дружишь?
— А куда я денусь с таким папой…
— И то верно… Тогда ответь мне на один вопрос.
— Давай.
Эльф от усердия, кажется, даже кончик языка высунул, ежесекундно сверяясь с картинкой в учебнике. Его бы энергию, да в другое русло, а так одни травки на уме и в животе. Мар, почувствовав мой взгляд, поднял голову и немного недовольно проворчал:
— Только не говори мне, что хочешь спросить про Лииру.
— Да чего там спрашивать, всё с вами и так ясно.
Фейка тут же оттаял, покосился на талмуды, лежащие передо мной:
— Ну и чего тебе в них непонятно?
— Да всё не даёт покоя вопрос — с чего это вы после Второй Катастрофы разрешили людям селиться на своих землях, да еще и кусок Леса ради них подвинули?
Эльф откинулся на стуле, скрестил руки на груди и немного напряжённо спросил:
— А что пишут в источниках?