Академия родная
Шрифт:
Мне страшно захотелось, чтобы Валерка скрыл, что мы медики, но тот всем своим видом показывал, что он тут главный и поправить дело для него сущие пустяки. С интонацией профессора на рутинном обходе, как будто перед ним не экстремальный случай, а плановый больной, он спросил: «Так, кто мать?» Всем присутствующим было ясно, кто мать. Вопрос казался глупым и повис в воздухе. Сама мать на наше появление и вопрос никак не отреагировала, она упала на колени и начала бессмысленно сжимать то ладошки, то стопы мальчика. Тогда Валерка набрал полную грудь воздуха и заорал как начальник курса на построении: «Я вас спрашиваю, кто мать!? Мы врачи, и нам нужны родители!» Я готов был провалиться на месте
Глаза всех людей устремились на его лицо, а еще через мгновение нестройный, но громкий и требовательный хор людей, к этому моменту уже обступивших покрывало с разных сторон, запел бессмысленную арию «Сделайте что-нибудь». В ответ Валерка опять заорал, теперь совсем уж по-военному: «Всем молчать! Говорит только мать! Что произошло?»
Его тон отрезвил окружающих. Мать вскочила на ноги и, с надеждой заглядывая в лицо Студента, быстро затараторила: «Он чернослив ел, косточка во рту, муж с ним играл, подкидывал, косточка в горло попала, мы не можем вытащить, раньше дышал, сейчас не дышит…»
Все моментально стало на свои места: не травма, не утопление, не астма или аллергия-анафилаксия, а до банальности простая и поэтому страшная асфиксия – удушение инородным телом, закупорившим дыхательные пути ниже гортани.
Студент парень тяжеленький. Рост выше среднего, тело крепкое, таких «квадратами» или «шкафами» в народе зовут. На курсовых соревнованиях по гиревому спорту из десятки не выходил – пальцы толстые как сардельки, руки – щенков душить, в мозолях от скалолазания и ловли мидий, все в запекшихся порезах и с расслоившимися ногтями. На хирурга не похож. Мы слишком молоды, морды красные, обгорели под южным солнцем и хмельком от нас попахивает. Народ с сомнением стал поглядывать. А Студенту на эти косые взгляды наплевать.
Сел Валера на покрывало, тельце мальчонки лицом вверх себе на колени положил, чтобы голова через бедро свешивалась, и пытается пальцем в горло пролезть. У мальчика едва рефлекс заметен – слабенькая реакция на то, что задней стенки глотки так варварски касаются. Покопался он немного – толку ноль. Взял мальчонку под ребра и лицом вперёд к себе прижал – его спину к своей груди, как учили на реаниматологии выдувать инородное тело, резко сжимая грудную клетку. Картина ужасная – головка ребенка и ручки безжизненно свешиваются, а тельца не видно за Рябухинскими ручищами. Сдавил резко и сильно – только писк где-то высоко, в районе гортани да треск ломаемых рёбер раздался. Инородное тело не вытолкнуто. Мать в визг. В народе ропот.
Ситуация в момент стала хуже, чем была – из легких выжаты остатки воздуха, и гипоксическая синюшность удавленника растекается по лицу ребенка. Открытые глаза смотрят прямо на солнце, радужка стягивается к краю в узенькое колечко, весь глаз заливается полностью открытым, страшным, чёрным зрачком. Валерка трогает глаз пальцем, реакция отсутствует. Мать с воем падает на колени и тянется к ребенку, уже, по-видимому, мёртвому.
Студент кладет ребенка перед собой и пытается делать искусственное дыхание рот в рот. Абсолютно ничего вдуть в лёгкие не удается. Валера встает, а к телу мальчика снова припадает отец. Студент обращается к матери, холодно и спокойно, как будто речь идет о котенке: «Выдуть не удалось, но похоже, горло закупорено довольно высоко. У нас есть последний шанс – я могу вскрыть трахею под перстневидным хрящом, ниже обструкции, и тогда попробовать искусственное дыхание еще раз – напрямую».
Мать не обращает на слова никакого внимания, она остается выть на коленях перед мальчиком. А вот отец среагировал мгновенно – бросил делать искусственное дыхание и посмотрел на Рябуху.
Студент начинает говорить проще: «Я хирург и могу вскрыть горло ниже закупорки, а потом сделать искусственное дыхание. Это последний шанс, но на это нужно Ваше согласие. Если нет – то все…»
– Как вскрыть?! – не понял отец.
– Просто – разрезать. Давай быстро – да или нет?!
– Да! Да, да, делайте! Пожалуйста, делайте!
– Нож есть?
– У нас нет, есть открывашка, вилка и две ложки…
Какой-то мужик поворачивается со словами:
– У нас есть, сейчас принесу! Метров двести от сюда.
– Долго это. Так, отец! Мужики, а ну-ка помогите ему – держите мать!
С этими словами Валера хватает бутылку «Шампанского» и хрясь ее об камень. Шампанское перегрето и взболтано во время бега – взрывается как бомба. Все ошалело наблюдают за его действиями. Студент копается в стекляшках и снова орет: «Мужики! Я же сказал мать держать!»
На этот раз все дружно бросаются к ошалелой матери и оттаскивают её от сына. Она не особо сопротивляется – смысл происходящего начинает доходить и до неё.
Студент берет подходящий кусок стекла и склоняется над мальчиком. Полосонул по коже на полпальца выше яремной выемки – моментально появилась кровь и залила рану. Валера издает сдавленный вздох облегчения со словами: «Похоже, не поздно, давление есть». Всовывает свои здоровенные указательные пальцы в рану и начинает тупо расслаивать ткани, пытаясь добраться до дыхательных путей. Попутно что-то режет стеклом. Видно, что плевал он на какую-либо оперативную технику – его интересует скорость. Я смотрю на его руки, проклиная этот день и Рябухину самоуверенность. На тыльной стороне его кистей видны кусочки засохших водорослей и сажа от костра, в волосах его весьма волосатых рук полно песка. В минуту трахея выделена и зажата между большим и указательным пальцами левой руки, правой рукой он снова сжимает стекло и перерезает ее, пытаясь попасть прямо между кольцами. Попутно сильно режет себе указательный палец. Затем бросает стекло и перехватывает трахею аналогичным манером пальцами правой руки и обращаясь ко мне, говорит: «Сумку ту дай!»
Я протягиваю ему лежащую рядом полотняную сумку. В ней полотенца и какая-то еда. Валера сумку не берет, а свою левую свободную руку подкладывает под плечи мальчика и приподнимает его. Правая рука остается в ране. «Ну подкладывай же!» Я подсовываю сумку. Из сумки с шумом проливается газировка. Голова мальчика свешивается через сумку, раскрытая рана страшно зияет. Студент припадает ртом к ране и с силой вдувает воздух. Видно как моментально вздымается грудная клетка мальчика. Студент поднимает голову. Из перерезанной трахеи начинает выходить воздух, булькая кровью и окропляя все вокруг многочисленными красными точками. Валера опять припадает к ране. И опять. И опять.
В глазах родителей – надежда, у остальных омерзение. Рядом стоит какая-то молодая женщина без купальника, под мышками обернута большим жёлтым полотенцем. Рябуха в очередной раз поднимает голову от раны. Валеркино лицо в крови, густая запекшаяся кровь на губах, на подбородке висит черно-красная капля. Картина ужасна – вампир над жертвой. Женщина в жёлтом полотенце не выдерживает, бледнеет и валится вбок, как в замедленном кино. Кто-то бросается её поддержать. Какой-то юнец лет четырнадцати-пятнадцати из самой молодой и шумной компании в спешке бежит к морю. Его лицо зелено, и он громко блюёт в прибой. Возвращается мужик, что бегал за ножом. Становится в отдалении, подходить явно боится, в руке столовый нож с круглым «острием».