Академия темных властелинов
Шрифт:
— Альт, я, конечно, не стилист, но с мозгами, поверь, тебе было бы лучше, — выпалила я.
Ну не дурак ли? Подходить к злой женщине, которую не далее как час назад записал под расход.
— Прости, что…
Его слова меня добили. Копившаяся злость заплясала на кончиках пальцев и сорвалась прежде, чем я успела что-то осознать. Альта швырнуло, прокатило по полу и впечатало в стену. Слабый стон поверженного заставил меня устыдиться собственного порыва гнева.
Подбежав к Альту, я лишь спросила:
— Жить будешь?
— Не дождешься. — Парень с кряхтеньем поднялся. Скула, которой
— Права, но откуда такие познания о женщинах? — Как ни странно, на душе действительно стало спокойно.
— У меня помимо старшего брата еще пять младших сестер, — обреченно выдохнул Альт. — И раз остыла, тогда давай поговорим.
Я согласилась. Альт начал с козырей: заявил, что знал — Дэниэль меня убить не сможет. Я же тоже под протекторатом магистерии, а вот про «навредить» он, увы, не подумал. А дальше… Со слов муженька выходило, что над их семьей по мужской линии тяготеет проклятие: тот, кто становится главой рода, принимает его на себя. Когда я вопросила, что именно за проклятие, оказалось, что все до банального просто: глава рода не должен быть магом.
Признаться, я не улавливала, в чем такая беда.
— У тебя же у самой дар, как ты не понимаешь?! — горячо воскликнул Альт. — Это же как если бы у человека враз вырвали глаза, залили воском уши, оторвали руки.
— Не заметила. Я столько лет жила без этой магии и как-то, получив дар Смерти, его особо не ощущаю…
— Значит, он просто не вошел в силу, — упрямо гнул свое Альт. — Когда он раскроется полностью, ты меня поймешь. Я просто не захотел становиться добровольным калекой. Да и не должен был. Мой брат…
Он с обидой махнул рукой. А я поняла: младшенький не знает, что старшему при всем желании уже не стать главой рода. Имперскому шпиону магия нужнее, чем второму сыну рода Вердэн.
На мой закономерный вопрос, а что по этому поводу думает его отец, Альт лишь усмехнулся, сообщив, что отец уже ничего не думает, а вот отчим — ровно то же, что и матушка, и в этом вопросе полностью с ней согласен, впрочем, как и вся остальная семья.
За разговором мы дошли до ворот академии.
— Извини, дальше проводить не могу, — сник муженек. — Защита защитой, но, как я понял сегодня, с Дэна станется просто накинуть на меня аркан и запихнуть в мешок. Так что… за ворота я ни ногой. Но я сейчас отправлю вестника к Каю, он…
— Да не надо меня уговаривать, я и так соглашусь, — махнула я рукой на своего горе-муженька.
Идти мне было всего ничего: один квартал. Когда я наконец оказалась у себя в каморке, первым делом поставила согреться воды. Благодаря Энжи я быстро освоила, как управляться с горячим камнем. Отдельно радовало то, что огненный дух, заключенный в местный аналог плиты, разогревал только воду. Оттого посудина, в которой готовили, могла быть абсолютно любой, а не только металлической. Чем я и воспользовалась, налив воду в глиняный горшок. Среди моих сегодняшних покупок значились еще ватрушка, коврига и шматок сала. Но сильнее чем есть мне хотелось помыться. Поэтому-то я спустилась вниз, в «комнату омовений», на поверку оказавшуюся душевой и прачечной, отделенными
Когда я, помывшаяся, с влажными волосами и мокрой, пахнущей пеной Энжи на плече, вернулась в комнату, там меня ждал сюрприз. Наглый сюрприз, развалившийся на моей кровати и жующий бутерброд с салом! С моим салом.
Как говорила бабуля: «Женщина должна уметь закатывать три вещи: банки, глаза и истерику». Но то женщина. А вот этому наглому визитеру сейчас мне хотелось закатать кое-что другое… Для начала — губу.
— И? — Я вздернула бровь, рассматривая Эрвина.
Боевик тут же подобрался, сел на кровати, отложил бутерброд и тоном человека, который понимает, что не прав, но извиняется не от раскаяния, а из желания извлечь выгоду, сообщил:
— Знаешь, я подумал… Кажется, мы с тобой немного не с того начали и не туда ушли.
Я ссадила уже не крысу — мышь с плеча на стол и, уперев руки в бока, в сердцах ответила:
— Зато пришли куда надо — к концу. И заметь, в этот раз обошлось даже без обвинений в поруганной чести и без желания во что бы то ни стало сыграть свадьбу. Так что ты должен это ценить, бережно хранить в памяти и не пытаться повторить.
— Почему не пытаться? — подался вперед гость, провокационно усмехаясь.
«Хорош, паршивец, хорош. Соблазнять умеет и постоянно этот навык совершенствует», — подумалось при взгляде на боевика. Улыбка на чувственных губах, уверенный, чуть насмешливый взгляд карих глаз и скрытая мощь.
А потом взгляд упал на ополовиненную ковригу и малюсенький остаток еще недавно внушительного кусочка сальца. Перченого. И подумалось: «Бедная Рей. Она, пытаясь заарканить этого мужчину, поймать его в брачные силки и пленить семейным бытом, даже не подозревала, как тяжело было бы прокормить его в этом самом плену».
— Потому что попытка повторения всегда приводит к печали: будет с чем сравнивать, а следовательно, и разочаровываться…
По лицу Эрвина я поняла, что и без повторного входа в одну и ту же реку у него есть с чем сравнить. У такого любовника, как этот боевик, в анамнезе значится внушительная куча красоток… А потом поймала себя на мысли, что ничего хорошего в этой жизни кучами обычно не измеряется, и усмехнулась.
Вот только гость принял невольную улыбку на свой счет и, поднявшись, стремительно приблизился ко мне, прижав к закрытой двери. Щеку опалило горячее дыхание, а сильные руки по-хозяйски обхватили талию. Я почувствовала его твердое тело.
— Знаешь, чего мне сейчас хочется больше всего?
Я лишь мотнула головой. Это был не мальчишка-студент, поддавшийся сиюминутному порыву злости. Передо мной стоял воин, которого не отвлечь от намеченной цели пустопорожней болтовней.
— Не знаешь? А я отвечу, — прошептал он мне на ухо, лаская его языком. — Я хочу впиться в твой рот, раздвинуть языком губы, коснуться языка. Почувствовать тебя на вкус. Целовать так, чтобы ты не смогла дышать. Я хочу быть твоим воздухом, твоим огнем, что сжигает изнутри и дарит наслаждение. Хочу повторить нашу ночь, сжимать твое тело, чувствовать под ладонями его мягкость и податливость. Слышать твои стоны. Проводить по коже пальцами, языком, губами. Заклеймить тебя своими поцелуями…