Академия. Вторая трилогия
Шрифт:
Вольтер вещал вдохновенно. Он говорил, что в природе нет ничего более очевидного, чем работа Разума — более могучего, чем человеческий, Разума, замыслы которого человек может разгадать, но далеко не в полной мере. А если человеку удается постичь великие тайны природы, мы видим доказательство того, о чем всегда говорили отцы христианской Церкви и основоположники всех прочих широко распространенных в мире религий: человеческий разум сотворен по образу и подобию того самого Божественного Разума, который и сотворил природу. , Если бы это было не так, ученые-естествоиспытатели не сумели бы раскрыть закономерностей в Сотворенном, законов природы — либо из-за полного отсутствия таковых, либо из-за того, что людской разум тогда был бы настолько чужд законам природы, что просто не смог бы их постичь. Столь явная гармония между законами природы и нашими, человеческими, возможностями их постичь убедительно доказывает, что священники и пророки всех вероисповеданий совершенно правы — утверждая, что все мы лишь создания Всемогущего Творца, чье могущество отражается и в нас самих. Так вот, именно это отражение могущества Творца в каждом из людей и можно определить как всеобъемлющую, бессмертную и неповторимую человеческую душу.
— Ты возносишь хвалы священникам?! — воскликнула Дева. Ее крик потонул в реве разбушевавшейся толпы слушателей.
Вольтер тем временем продолжал:
— Появление судьбы, предопределенности носит несколько случайный характер в условиях, когда невозможно доказать, что человек — часть природы, а ведь он и в самом деле часть природы и, как таковой, является отражением Создателя. Случайность — это один из основных принципов, через которые реализуются законы природы. Этот принцип соотносится с традиционными религиозными воззрениями на то, что человек свободен в выборе своей судьбы. Однако свобода, даже когда она кажется случайной, на самом деле также подчиняется статистическим законам — в той мере, в какой их понимание доступно человеку.
В зале снова зашумели, люди явно были сбиты с толку. Вольтер понял, что публику надо взбодрить, воодушевить какой-нибудь удачной фразой. Подкинуть им афоризм? Что ж, прекрасно!
— Неопределенность совершенно определенна, друзья мои. А определенность всегда неопределенна.
Но слушатели никак не могли успокоиться. Этот ужасный шум только мешает им слышать. Ладно, придется попробовать еще разок.
Вольтер сжал кулаки, вскинул руки над головой и заговорил на удивление мощным низким басом:
— Человек, как и сама природа, одновременно и свободен, и предопределен — о чем нам многие века твердили проповедники всевозможных религий, хотя, конечно же, они выражали эту истину гораздо менее точными и понятными словами, чем мы с вами. Именно в этих неточностях и кроется главная причина непонимания и разногласий между наукой и религией. Я очень долго находился в плену заблуждений, — заключил Вольтер. —
И потому решил воспользоваться этой возможностью, чтобы принести извинения за искажение истины — поскольку все, что я когда-либо ранее говорил или писал, было направлено против одного — ошибок Веры. Но не против интуитивного понимания истины! Однако я жил в такую эпоху, когда ошибки Веры были распространены повсеместно, а Разуму приходилось бороться за право быть услышанным. Теперь же оказалось, что истинным считается совершенно противоположное. Разум насмехается над Верой. Разум кричит во все горло, когда Вера лишь тихо шепчет. И на примере трагической судьбы величайшей и наиболее преданной Вере французской национальной героини мы видим, — Вольтер взмахнул рукой — великолепный, широкий жест в адрес Жанны. — Вера без Разума слепа! Однако, принимая во внимание, насколько поверхностной и суетной была вся моя жизнь и все, что я когда-либо написал, должен заявить: Разум без Веры ущербен, неполноценен!
Те, кто освистал его в начале выступления, теперь молчали, застыв с раскрытыми от удивления ртами. Но вот на их лицах появились улыбки, люди радостно загалдели, послышались одобрительные возгласы, аплодисменты… А та половина зала, которая аплодировала Вольтеру в начале выступления, теперь дружно принялась бранить его и освистывать. Вольтер украдкой посмотрел на Жанну.
Глава 20
Далеко внизу, посреди разбушевавшейся толпы слушателей, Ним повернулся к Марку и спросил:
— Что это он мелет?!
Марк был бледен, как полотно.
— Будь я проклят, если хоть что-то понимаю…
— Ты уже проклят, — подбодрил его Ним. — По крайней мере, на словах.
— Нельзя насмехаться над божественным! — выкрикнул Бокер. — Превыше всего — Вера!
Вольтер уступил место на подиуме своей сопернице — к вящей радости изумленных Хранителей. Их возбужденные вопли могли сравниться только с криками возмущения ужасно разочарованных Скептиков.
Марк вспомнил, что он говорил своим заказчикам во время встречи, и тихо пробормотал себе под нос:
— Вольтер, лишенный своей извечной озлобленности на власть имущих, — уже не настоящий Вольтер, — Марк повернулся к Бокеру и сказал:
— Бог мой! Вы, пожалуй, были правы…
— Нет уж, Бог — МОЙ! — фыркнул господин Бокер. — А Он никогда не ошибается!
С высоты своего нового роста Дева обозревала огромную массу народу, собравшуюся в этом преддверии ада. Какие странные маленькие вместилища для душ — эти люди, которые волнуются внизу, словно колосья пшеницы в поле под порывами яростного ветра.
— Мсье совершенно прав! — Голос Жанны прогремел на весь амфитеатр. — Нет ничего более очевидного в природе, чем то, что и природа, и человек действительно наделены душой!
Убежденные Скептики оглушительно завопили, заулюлюкали. Верные Хранители разразились одобрительными криками, дружно зааплодировали. Прочие — те, в ком вера в то, что природа наделена душой, соединялась с языческим неверием в Творца, — нахмурились, заподозрив какой-то подвох.
— Любой из тех, кто видел прекрасную природу вокруг моего родного села Домреми, или великолепный мраморный собор в Руане, может клятвенно засвидетельствовать, что Природа, сотворенная божественной силой, и человек, который способен создавать прекрасные творения — в том числе и такие, как это место, сотворенное колдовством, — оба наделены выраженным сознанием, то есть — душой!
Жанна протянула свою тонкую руку к Вольтеру, пока люди внизу старались успокоиться, и подумала: «Может быть, их нынешние размеры выдают истинную мелочность и легковесность их душ?»
— Однако мой великолепный друг, который доказал, что душа существует, обошел своим вниманием вот что: каким образом существование души соотносится с очень важным для всех нас вопросом — наделены ли душой создания с искусственным интеллектом, такие, как он или я?
Слушатели разошлись вовсю — они орали, вопили, свистели, хлопали в ладоши, топали ногами, улюлюкали, ревели. Некие предметы, назначения которых Жанна не знала, стали летать в воздухе над толпой. Показались полицейские и принялись утихомиривать толпу. Некоторым особо разбушевавшимся, вероятно, крепко досталось: от ударов полицейских дубинок у них начинались судороги, встречались и другие проявления божьей кары. Полицейские быстренько выводили таких из зала.
— Человеческая душа — божественна! — выкрикнула Жанна. В ответ — выкрики одобрения и не менее истовые возгласы отрицания.
— Душа бессмертна!
В зале стоял такой галдеж, что люди прикрывали уши руками, чтобы не оглохнуть от шума, который они же сами и производили своими беспорядочными криками.
— И — неповторима, — прошептал Вольтер. — По крайней мере, моя. И твоя.
— Душа — неповторима! — воскликнула Жанна. Глаза ее сияли. Вольтер подошел и стал рядом с ней.