Акциденция
Шрифт:
Когда раздаются первые взрывы, до бомбоубежища мы добраться не успеваем. Еще не в стороне нашего завода, а где-то на большем отдалении, похоже, что на «Красном Двигателе».
А в подвале тесно, он явно не приспособлен к такому количеству людей, быстро становится душно, дети и многие женщины плачут. Но когда взрывы начинают звучать ближе и почти беспрестанно, все затихают. Сначала старушка из углового подъезда, а потом и многие другие принимаются молиться. Их никто не одергивает… да и кого одергивать-то? Вон, и моя матушка, женщина хоть и не партийная, но идейно правильная… как я за нее всегда знал – учительница все-таки… забормотала
Часа два спустя, после прозвучавшего отбоя, нас выпустили из подвала. И дворник тут же кинулся к сараям, среди которых стояла и конюшня, с приписанными к нашему кварталу лошадью и подводой. А вскоре, снарядив телегу и собрав мужчин, дядька Иван уехал на завод. Меня не взяли… как же это было тяжело, когда старый уже человек хлопает тебя по плечу и отказывает, потому что ты слабее него…
Мать и многие другие женщины кинулись следом, и я пытался пойти за ними, но не успел. К тому моменту, когда добрел до угла дома, только и увидел, что на проезжей части их подобрала полуторка и увезла в сторону чадящего пожарища.
Но я все равно шел, почти забыв о боли в ноге. Мимо проезжали другие подводы и грузовики, но на мои просьбы взять с собой, ответ был один: «– Иди домой солдат!» – никому такая обуза, каковой я выглядел на тот момент, была не ко времени.
Да, в общем-то, они оказались правы – я смог пройти лишь квартал, когда понял, что больше не способен передвигать ногами и повалился в жухлую траву, прямо возле тротуара. А потом сидел в ночи на опустевшей улице и рыдал в голос, кляня свои беспомощность и бесполезность.
Утром я узнал от соседей, что литейку, которую возглавлял отец, разбомбили полностью, а ведь он, когда началась война и многих мужчин даже с горячего производства демобилизовали, сам опять стал вставать к домне.... говорили, что от прямого попадания взорвались печи, а крыша рухнула внутрь цеха…
Родители вернулись домой к вечеру. И вот, когда они появились на пороге нашей квартиры, все в саже, усталые настолько, что мать еле шла, и отцу, несмотря на перебинтованные руки, приходилось ее поддерживать, вот тогда на меня и снизошло то чувство ничем незамутненного счастья, подобное тому, что сейчас светилось на лице сержанта Петровой.
Нет, в бога я верить не начал… но вот в чудо, или лучше сказать – счастливый случай, наверное, да… а иначе как? На момент начала налета отец оказался не в производственных помещениях, а в здании парткома, которое, как и головная контора, располагалось на хорошем отдалении от остальных промышленных построек.
Да, потом были еще два таких же адовых дня – ожидание в неизвестности, муки из-за собственной никчемности и попытки удержать мать дома, которую отец велел мне ни под каким предлогом на завод не пускать. Впрочем, ночи тоже были тяжелыми – напряженное ожидание тревоги, спешная дорога на пределе сил, как только она отзвучала, и несколько часов в окружении плачущих женщин и детей, под нескончаемый грохот взрывов.
После первой ночи, проведенной в подвале, все живущие в окрестных домах старались уйти в болотистые пустоши, что раскинулись сразу за последними кварталами нашего соцгорода, отстроенного вместе с заводом совсем недавно на отвоеванных у этих же пустошей землях. В бомбоубежищах оставаться боялись, потому что уже поутру первого дня стало ясно, что последней волной немцы прошлись по жилым кварталам, в результате чего на улице Комсомольской и проспекте
И произошло это всего в двух кварталов от нашего…
– На пристани все гораздо хуже, – низкий голос начальника выдернул меня из омута памяти, – большая часть народа, конечно, кинулась вглубь города, к Торговой площади. Но кто-то видно понадеялся, что раз барж с зерном у причалов не стоит, то самолеты пролетят сразу к верфи и эту часть слободы бомбить не станут. Видимо так… да-а… так что, на том рыболовном баркасе, что взлетел на воздух, оказалась вся команда из пяти человек. Он не наш – Зареченский, Семен Яковлевич уже сообщил туда… Из наших пострадали те, кто остался на складах. Вроде прямых попаданий не было, но от взрыва несколько стен обрушилось, а осколками попробивало крыши, да и пожар начинался сильный. Двое мужчин погибли, а четверо ранено, один – достаточно тяжело, его дежурная санбригада отправила в госпиталь. Личности всех установили. Все из близлежащих деревень, возрастом – в районе шестидесяти, работали на пристани на разных должностях. Еще сильно пострадала бухгалтер из конторы. Как понял Семен Яковлевич, женщина не хотела оставлять рабочее место – там, в сейфе, находились довольно большие денежные средства, а она была ответственна за них. Само здание конторы не задело, но вот разлетевшимся от взрыва оконным стеклом женщину посекло сильно.
– Не Лидия ли Ивановна это, – забеспокоилась Василиса, – соседка наша? Она в рабочем поселке тоже живет, их комната, через две от нашей… муж-то ее, до того как на фронт ушел, тоже на верфи работал!
– Она, – кивнула Наталья, – в себя как приходила, все просила о детях позаботиться. Я обещала, так что надо к вам в рабочий поселок идти.
– Что, все плохо?! – заволновалась Вася.
– Да вроде нет, Сима – медсестра из санбригады, сказала, что кровь остановили быстро, а значит, ничего страшного нет, но в госпиталь все равно свезут – порезана-то сильно, вся в бинтах.
– Ладно, я как домой вернусь, маме скажу, они с ней дружат. Займемся мы детьми, а тебе еще здесь дежурить сегодня…
глава 5
Тяжелый день подошел к концу. Пожары были потушены, пострадавшие получили помощь, а разбором завалов и восстановлением разрушенного занялись соответствующие службы. Так что в отделении оставались лишь дежурные – сам Михаил Лукьянович и Наталья. Ну, а всех остальных отправили по домам.
Моя нога гудела и тянула, наливаясь по ветвистому шраму огнем. Я растер его, но сегодня это действие большого облегчения как-то мне не принесло. Так что, не желая насиловать и так наболевшее место, шел я домой неспешно, и тот путь, что мог бы занять не более пяти минут, преодолел чуть не за двадцать.
Улица, на которой стоял дедов дом, ложилась поперечно той, на которой располагался райотдел милиции, и тоже числилась за «весьма приличное место».
Ну, так и дед мой, Макар Линчев, в свое время был не последним человеком в слободе. Еще его прадед имел три расшивы и нанимал на них в сезон до сотни бурлаков. Батюшка же, Ефрем Макарович, сменил те расшивы на баржу, которая ходила уже на машинной тяге. Но, что расшивы, что заменившая их баржа, возили в основном хлебушек, что в наших краях наравне с лесом издавна был основным предметом торговли.