Аки лев рыкающий
Шрифт:
– С-сукин сын… Это же Осип!
– Тот самый фельетонист, которого вы давеча вспоминали?
Сама манера г-на Мармеладова задавать вопросы неуловимо изменилась. Не уверен, что смогу это объяснить, но прежде он спрашивал вроде как из пустого любопытства, а теперь к каждому слову будто бы привешивал острый рыболовный крючок, в надежде поймать добычу.
– Он самый, – подтвердил Пузырев. – Осип Зденежный.
– Зденежный? – переспросил г-н Щербатов. – Что, действительно такая фамилия?
– А кто его разберет. Может, родился Безденежным, а потом сменил, чтоб удачу приманить. Редкостный выпендрежник. Жил всегда без копейки, но смотрите-ка, модные
– И деньги, – г-н Мармеладов достал несколько ассигнаций из кармана брюк убитого, пересчитал. – Сорок пять рублей. Преступник их не забрал, стало быть, убил не ради ограбления. Возможно, из личной неприязни. Я так понимаю, Иван, вы недолюбливали фельетониста?
14
Металлические уголки на воротнике рубашки. В России часто перевирали французские слова на свой манер, вот и «sur le collier» (на воротнике) закрепилось в народе именно в таком виде.
– Терпеть не мог.
– Даже грозились его…
Пауза затянулась лишь на пару секунд, но все успели вспомнить, как скрючились пальцы изобретателя, словно он душил невидимого цыпленка. Или еще кого-то.
– Вы что же, меня подозреваете?! – раздраженно воскликнул Пузырев. – Я даже не знал, что Осип ехал по этой дороге.
Г-н Мармеладов молча изучал его лицо. Я тоже вглядывался в насупленные брови, покрытый внезапной испариной лоб, стиснутые до скрипа зубы и разрумянившиеся щеки. Судя по этим признакам, мой приятель злился и вместе с тем испытывал жуткий страх. Что еще сумел разглядеть в этой гримасе самозваный следователь – поди, догадайся, но ответил он весьма уклончиво:
– Подозреваемых в этом деле – хоть отбавляй. У покойного были несметные полчища врагов, в том числе, и среди участников гонки.
– Скорее наоборот. Это Осип был врагом общества, – возразил Пузырев. – Редкостный мошенник, записной ловелас и игрок, человек без крупицы совести. Постойте! Но откуда вы вывели, что его ненавидели именно гонщики?
– Просто за последний час на этой трассе его пытались убить четыре разных человека, А прикончил, в итоге, пятый.
Если бы г-н Мармеладов бросил бомбу к ногам князя, ущерба было бы меньше. Николай Сергеевич болезненно переживал, что среди автомобилистов нашлась одна паршивая овца, но уже почти смирился с этой мыслью. Теперь же его огорошили: вокруг бродит целая стая волков в овечьих шкурах. Шайка убийц ездит на моторных колясках, а одним из автомобилей нарочно переехали человека! Когда история попадет в газеты, проклятые «моторофобы» объявят крестовый поход и обрушатся на Клуб с беспощадной яростью…
Где-то на середине этой мысли г-н Щербатов потерял сознание и рухнул прямо на покойника.
Когда князя привели в чувства и напоили водой из походной фляги, он пролепетал:
– Что вы такое говорите? Откуда эти глупые фантазии про банду убийц?
– Фантазии?! – г-н Мармеладов, похоже, слегка обиделся, хотя и не подал виду. – Фантазии – это у писателя Сперанского, вот он замечательные романы сочиняет. А я могу доказать каждое свое слово. Посмотрите внимательнее, господа. На ребрах слева имеется ножевая рана, – он задрал рубаху и показал
Желания дотронуться до покойника у меня не возникло, остальные тоже поверили на слово.
– Плюс тот, кто автомобилем сшиб – уже четверо убийц. Правда, ни одна из этих ран не была смертельной. После аварии Осип сумел подняться на ноги и кое-как добрался до этого овражка, где его и прикончили.
– Получается, он погиб не от пули и не от ножа. Что же стало причиной смерти? – спросил я.
– Судя по синякам на горле, его задушили, – вклинился Пузырев, снова демонстрируя выдающуюся наблюдательность.
Я никаких синяков не разглядел, впрочем, я старался не смотреть на покойника. Еще приснится потом, не приведи Господь.
– Поэтому вы думаете, что это моих рук дело? – с вызовом воскликнул Иван. – Из-за одного неосторожного жеста!
– Вы ошибаетесь, – спокойно констатировал г-н Мармеладов. – Причем ошибаетесь во всем. Во-первых, я точно знаю, что вы не убийца. Хотя на будущее рекомендовал бы вам воздержаться от неосторожных жестов и необдуманных слов. Обычно именно эти две напасти доводят людей до беды.
Пузырев смутился, вся его дерзкая самоуверенность растаяла, как восковая свеча на солнце.
– Во-вторых, Осипа не душили. Ему сломали шею.
– А это не одно и то же? – удивился князь.
– С точки зрения убийцы – нет. Если пережать дыхательные пути и лишить человека притока воздуха, он умирает медленно. Минуты за две, а то и три. При этом жертва имеет возможность сопротивляться, чего в нашем случае не наблюдается – руки Осипа раскинуты в стороны, он просто не успел ничего предпринять для своего спасения. Это показывает, что преступник торопился и выбрал иной вариант. Не сжимал горло, а резко дернул в сторону, ломая позвонки. Моментальная смерть. Очень эффективный способ. Но он же сообщает нам важную подробность о злодее. Задушить сумеет и женщина, и даже ребенок – при некоторой сноровке. Сломать же шею способен только мужчина, причем исключительно сильный.
– Это не слишком убедительная примета, – посетовал я. – В гонке осталось восемь машин. Исключим наши – шесть. И в пяти из них за рулем мужчины.
– Не забудьте еще полсотни циклистов, – ехидно добавил князь. – А как иначе, Жорж? Вы сами хвастали, что любители велосипедов жонглируют гирями и развивают мускулатуру. Их нельзя сбрасывать со счета.
Мы обменялись яростными взглядами. Глупая затея в подобной ситуации делить гонщиков на «своих» и «чужих». Но наше поведение отчасти было продиктовано глубоким шоком, в котором мы пребывали. При этом я не сомневался в виновности шофферов, а г-н Щербатов подозревал велосипедистов.
– Именно благодаря своей силе они проехали по дороге намного раньше автомобилей! – я напомнил наш давешний спор. – И не укладываются в отведенное для убийства время. Скажите, г-н Мармеладов, можно ли установить с точностью до минуты, когда именно Осипу свернули шею?
– Не всякий судебный врач возьмется определить время смерти с такой точностью. Но это случилось… Который теперь час?
Князь откинул крышку хронометра.
– Двенадцать часов.
– Ровно?
– Без пары минут. А к чему такая точность?