Аккорды сердца
Шрифт:
– Размечтался.
– Поживём — увидим.
Опять молчим. Судя по настроению, моя птичка обдумывает услышанное, но ей всё ещё сложно. Кажется, я её немного, но разгадал, и честно, никакие новогодние чудеса не сравнятся с тем, как медленно но верно она мне открывается.
– Что тебя на самом деле беспокоит?
– Я ничего о тебе не знаю. У меня нет людей, которых я могу нанять, чтобы те легко нашли для меня любую информацию о тебе, а если даже и найму, всё равно правды не услышу, - признаётся партизанка, а я только умиляюсь её надуманным ужасам.
–
– Наверное, боюсь узнать, что ты ещё более жуткий… Или наоборот, супер идеальный человек.
Мне смешно, и по рёбрам будто маленькие азиаты хреначат своими палочками для еды, причём, металлическими.
– Не бывает идеальных людей, птичка, а я так точно не такой. Лёня, подтверди.
– Это точно, - кивает, подъезжая к моему дому.
– Он — сущий бес.
– Вот видишь.
Ника вздрагивает, вспоминая, что мы тут не одни, но всё возмущение вываливается на меня по другой причине.
– Почему мы приехали к тебе? Ты специально?
– Потому что я так решил.
На это у неё нет ответа, и я рад, что мне хотя бы не прилетело в морду на этот раз.
– Вылезай или я сам тебя вытащу.
Взгляд «ты серьёзно?» только провоцирует, и с самой мрачной ухмылкой я хватаю свою добычу, не обращая внимания на боль, а потом закидываю на плечо.
– Поставь меня обратно! Я сама, сама могу иди!
– Поздно, малыш. У тебя было время передумать, - несу её к себе в логово, и вскоре она смиряется.
Лёня следует за нами, осматриваясь. Он в курсе небольшого происшествия, но бабушке не выдаст, и я могу успокоиться хотя бы ненадолго.
– Леонид, помогите, - пытается незаметно слиться птичка, но этого шкафа нельзя так просто пронять умильной мордашкой.
– Я передам Вашей маме, что вы не придёте ночевать, - кивает нам на прощание и уходит, наконец-то оставляя нас вдвоём, и я вношу свою строптивицу к себе.
Мне непривычно чувство, что здесь кто-то, кроме меня и Вени, но последний по-прежнему ходит по рукам, а присутствие Ники неожиданно возвращает забытое чувство уюта.
– Что будешь пить?
– Твою кровь, - ещё рычит, но уже как-то вполсилы, а сама осматривается, будто в прошлый раз ничего не разглядела.
– Хочешь сказать тебе не одиноко в двухэтажной квартире?
– Я здесь почти не бывал. Это подарок бабушки на днюху, но я любил жить у неё… или на улицах.
Она как будто не верит, но я точно не знаю, что значит её взгляд. Включаю телек, пока достаю из холодильника ингредиенты для безалкогольного мохито, и попадаю на музыкальный канал, а там как раз крутят один из клипов, в котором птичка выглядит словно кукла, но Ника совсем не в восторге.
– Выключи, - требует, хмурясь.
– Почему? У вас тут очень милые костюмчики… - надеюсь смутить её, но это точно не та история.
– Ненавижу эту песню, и этот клип особенно. Даже у Вяземской, у которой всегда был образ барби, возникли сложности, чтобы напялить на себя это и изображать марионетку.
Ещё раз смотрю на экран, отмечая,
«Развяжи мои бантики, сожми меня крепче.
Буду послушной лишь для тебя…»
– И что же заставило вас участвовать? Продюсер?
Лично встретиться с уродом пока не было возможности — он в Москве, и застать его на рабочем месте крайне сложно, но Костик пообещал всяческое содействие.
– Да. До него у нас был хороший продюсер — Эдуард Семёнович, и нам он был правда, как отец. Он обещал, что мы будем исполнять классную музыку, и если ты слышал наши первые песни, можешь понять мою боль. Поначалу действительно было классно, а нам едва ли не присвоили звание новой феминистической группы… Но после этого клипа всё пошло по одному месту.
– Прости, я несколько лет пытался просто собрать себя по кусочкам, и если что-то слышал, то точно не запомнил.
Тогда она достаёт свой телефон и даёт мне послушать несколько композиций, пока я готовлю напитки. Я знаю, что тексты практически ко всем писала именно она, и если сравнить их с тем, что только что увидел и услышал, мозг напрочь отказывается верить в тот бред, что сейчас на экране.
– Теперь я понимаю твой гнев. Какого хрена из вас сделали и зачем? Хотя, зачем, можно догадаться.
– Сначала я не придавала значения его странному поведению. Подумала, он типичный торгаш — главное, заработать деньги, - птичка сжимает руки в кулаки, и я беру её пальцы в свои.
– Остальные тоже вроде как согласились, что нужно расширять аудиторию, но с каждым днём было всё хуже, и я начала протестовать.
– Ты у меня бунтарка, да?
Я легко могу представить эту девчонку разозлённой — у всех есть предел.
– Конечно же, это не понравилось продюсеру, - хмыкает она.
– С другими у него как будто не было таких проблем, и когда я спросила, почему они ничего не делают, все почти единогласно заявили, что я тоже должна смириться — наверное, он нашёл их слабости и надавил. У Марго была больна мама, у Гаянэ — несовершеннолетняя сестра на руках, так что я могла их понять. Полина, когда ещё была жива, по секрету сказала, что контракт, который мы с ним заключили, кажется с весьма плавающими условиями, но я только потом всё увидела. Когда меня уже исключили.
Значит, я был прав, и Ника не сама покинула группу. Всё интереснее и интереснее…
– Как это произошло?
– Вижу, как её ломает, но хотя бы раз она должна выговориться.
– Давай, птичка, колись. Не всё нужно носить в себе — однажды лопнешь.
Награждает фирменным взглядом убийцы и вздыхает, набираясь терпения.
– После её смерти и дурацких сплетен о том, что она принимала, у меня… случилась нехилая паническая атака, и я загремела в больницу почти на месяц. Когда очнулась, этот урод подсунул мне на подпись новый контракт, а я настолько ничего не понимала, что подписала его.