Аксенов
Шрифт:
А.К.:Вообще-то в «Ожоге» из тойтусовки не только Табаков присутствует. Там фигурируют еще несколько персонажей, чьи прототипы были в Москве широко известны. Например, Андрон Михалков-Кончаловский, человек, с которым Василий был… ну, во всяком случае, в таких… в тесных отношениях, они много пересекались. Эта компания творческой молодежиперемещалась по одним и тем же центровымместам — ЦДЛ, Дом актера, Дом кино…
Е.П.:Еще он нежно к Михаилу Козакову относился. Они как-то встретились в Прибалтике, сидели в кафе, и вдруг какой-то там мужик,
А.К.:Таинственные отношения были у Васи с художником Стасисом Красаускасом. Помнишь посвященный ему рассказ про баскетболистов? Мне кажется, он для Васи был такой частью Прибалтики…
Е.П.:Господи! Мы же Окуджаву забыли!
А.К.:Думаю, с Булатом Шалвовичем у Васи были хорошие, ровные, товарищеские отношения. Не более того. Хотя бы потому, что между ними была разница в возрасте. Не очень большая, но существенная, учитывая, что Окуджава успел побывать на фронте. А это принципиально важно! Ну и, думаю, у них было немножко разное отношение к окружающей действительности. Окуджава с советской действительностью не сразу рассорился. А Вася с ней, можно сказать, находился во вражде всегда. Полагаю, Высоцкий ему ближе был. А вообще-то меня изумил твой рассказ, что, когда вы ехали в Крым, Вася Высоцкому подпевал. Вася — джазовый человек. А джазовые люди к бардам относились с кривой усмешкой. И к Высоцкому, и к Окуджаве… А уж к остальным — и говорить нечего. Джазовые люди — у них другие немножко уши, им музыки надо больше, а не антисоветских или лирико-романтических стихов… разного качества.
Е.П.:Между прочим, Вася как-то во время одного из своих явлений в Москву из Америки с превеликим удовольствием слушал у нас в доме Мишу Кочеткова, Андрея Анпилова, Бачурина, Туриянского. Клянусь!.. И еще, кроме возрастных различий, между ними была одна существенная разница. А именно: Окуджава был членом КПСС, понимаешь?
А.К.:Был. Но, с другой стороны, Васины приятели, они же соавторы книги «Джин Грин — неприкасаемый», не то что в КПСС состояли, но и еще бог знает где: военно-морской поэт Григорий Поженян, советский разведчик Овидий Горчаков. Это что?
Е.П.:Он и о том и о другом отзывался с восторгом. Про Горчакова рассказывал, что «советского разведчика» за какие-то чекистские провинности свои же коллеги загнали в убогую дыру на Дальнем Востоке, где он начал спиваться и задумываться о самоубийстве. Горчаков Василию хвастался своими военными подвигами…
А.К.:С Поженяном я познакомился у Васи, потом он меня встретил как-то на улице возле «Известий» и почему-то хотел подарить мне огромный нож из своей коллекции. Я еле отбился. И вот, казалось бы, что общего у Васи с такими людьми?
Е.П.:Думаю, дело в том, что и Горчаков, и Поженян под завязку были набиты гениальными историями. Вот Поженян при мне рассказывал Васе, как в конце войны служил в Дунайской военной флотилии на торпедном катере, и они вошли в какойто румынский город, а в этом городе взяли банк со всей его наличностью. Как люди умные, они два чемодана денег сразу же отдали особистам, а с остальными не знали, что делать: в городе все закрыто, света нет, купить нечего. Заглянули в единственную освещенную лавку, где, как выяснилось, торговали бюстгальтерами. А у них был украинец-старшина, который особо горевал от жадности, что завтра в бой, и деньги, стало быть, пропадут даром. Он и говорит: «Лифчики так лифчики. Будем покупать». Но когда продавщицы увидели, сколько у русских освободителей денег, то они их поняли превратно и стали раздеваться. Что дальше с дамами было — Поженян умолчал, но закончил тем, что старшина, купивший целый мешок бюстгальтеров, следующей ночью, когда они плыли по Дунаю, устроился в темноте под луною на корме… ночь лунная, и он бросает эти лифчики один за одним туда, в бурлящую темную воду…
А.К.:Пили они еще зверским образом во время сочинения «Джин Грина», Вася рассказывал. Хотя Овидий Горчаков лежал в лежку, поскольку у него было что-то с позвоночником и его мучили жуткие боли. Но, тем не менее, пили…
Е.П.:А вот еще мы о ком не поговорили — о Васиных друзьях казанского детства и юности. Его школьных соучениках, однокашниках по мединституту…
А.К.:Ты знаешь, я честно скажу: для меня это белое пятно. Может, на нашу книгу они откликнутся. Если, конечно, живы. Хотя что они могут вспомнить, когда целая жизнь у них врозь с Василием прошла? Как девчонок за косички дергали?
Е.П.:Я некоторых его казанских знаю. Вот, например, замечательный хирург Ильгиз Ибатуллин, Гизя, как его именовал Аксенов, не просто доктор, а еще и доктор медицинских наук. Или Ринат Зулкарнеев, профессор травматологии и экстремальной хирургии. Или знаменитый физик Роальд Сагдеев, который нынче в Штатах, женат на внучке Эйзенхауэра. Ильгиз и Ринат мне рассказывали, что когда Вася хотел перевестись из казанского в питерский мед, то его тормознули, потому что нужна была справка от матери. И они ему собирали деньги, чтобы он слетал в Магадан за справкой за этой, понимаешь? Есть мемуары его одноклассницы Лии Заровой-Дмитриевой, где она рассказывает, в какой бедности пребывал подросток Вася, спал на железной койке в коридоре. Бывают странные сближения: писатель Георгий Садовников, как мы уже вспоминали, тоже учился с ним в одном классе. Вася и Жора. Оба стали писателями. Садовников к Аксенову всегда очень нежно относился, и Вася платил ему той же монетой. Еще где-то на Ставрополье живет писатель Георгий Шумаров, сокурсник Аксенова по Ленинградскому мединституту, с которым Вася делил комнату в Питере, и они вместе, как говорится, начинали, печатались в студенческой газете.
А в Самаре — давний друг Аксенова профессор Владимир Виттих, джазовый пианист и по совместительству директор Института проблем управления сложными системами Российской академии наук. Мне очень жаль, что лет двадцать назад, когда уже стало можно, никому не пришла в голову здравая идея записать воспоминания друзей, знакомых, близких Аксенова. Сейчас, боюсь, уже поздно, уходят люди один за другим.
А.К.:Ты знаешь, о ком мы еще не поговорили? Об иностранных Васиных друзьях. А их ведь тоже изрядное количество было. Переводчица Лили Дени во Франции, датский журналист и писатель Сэм Рахлин…
Е.П.:…в какой-то степени мой землячок. Родился в Якутске, в ссылке, куда отправили перед войной его родителей, литовских евреев, по случаю присоединения Литвы к СССР. Их везли по Лене на север, все дальше и дальше, и пущена была параша, что их везут на Чукотку, а оттуда через Берингов пролив депортируют в Америку.
А.К.:Лили Дени, Сэм Рахлин, американская славистка Ольга Матич, американский отставной адмирал, забыл имя, еще какие-то неизвестные мне американские личности, прототипы его «американских» книг…