Аксиоматик (Сборник)
Шрифт:
Дальше-то что? Как широк разрыв? Насколько близок я к нему? Сколько раз мне еще суждено терпеть неудачу?
Я решаю продолжать попытки убить сновидицу, пока не добьюсь успеха.
Я возвращаюсь к лестничному колодцу. Промежутки между ступенями около трех метров. Для подъема я использую небольшую «кошку» на короткой веревке. «Кошка» выстреливает начиненный взрывчаткой дротик в бетонный пол. Если веревка разматывается, вероятность разным ее частям оказаться в различных мирах возрастает, поэтому я должен спешить.
Я систематически обыскиваю первый этаж, как если бы никогда не слышал про номер 522. Стены разъезжаются и съезжаются, не прекращая рябить вероятностями. Обстановка крайне бедная. Кое-где попадаются скудные пожитки постояльцев. Закончив с этим, я останавливаюсь
На втором этаже тоже никого, но он оказывается чуть стабильнее. Несомненно, я двигаюсь к сердцу Вихря.
На третьем этаже архитектура почти неизменна. На четвертом в уголках комнат еще что-то поблескивает, в остальном же он совершенно обычен.
На пятом…
Я выбиваю двери одна за другой, методично двигаясь по коридору.
502.
504.
506.
Я мог бы и не соблюдать очередности, подойдя так близко, но мне так легче: знать, что не осталось никакого шанса для перегруппировки.
516.
518.
520.
В конце комнаты 522 стоит кровать. На ней девушка. Волосы ее — сверкающее алмазное гало вероятностей. Одета она в прозрачную дымку. Тело же кажется прочным и постоянным. Опорная точка, вокруг которой вращается весь ночной хаос.
Я вхожу, прицеливаюсь ей в голову и стреляю. Пуля пролетает несколько миров и убивает ее аналога вниз по течению. Я стреляю снова и снова, подсознательно ожидая получить себе между глаз пулю близнеца. Или, может быть, увидеть, как замирает поток — ведь живых сновидиц осталось слишком мало, чтобы поддерживать его течение. Должно было остаться…
Ничего подобного.
— Ты зря теряешь время.
Я разворачиваюсь. Синевласка стоит в проеме двери. Я перезаряжаю оружие, она не пытается меня остановить; руки у меня трясутся. Я поворачиваюсь к сновидице и убиваю еще двадцать четыре ее аналога. Версия, лежащая передо мной, остается в живых. Поток продолжает течь.
Я снова перезаряжаю пушку и нацеливаю ее в синевласку.
— Что ты со мной сделала? Я что, остался один? Ты убила всех остальных?
Но это же чушь… а если так, то как она меня видит? Я был бы моментальным, неощутимым отсверком на краю поля зрения каждого ее аналога. Она бы даже не узнала, что я здесь.
Она качает головой и вежливо говорит:
— Мы никого не убивали. Мы тебя отобразили. В канторову пыль. [3] И всех. Все вы живы — но никто из вас не в состоянии остановить поток.
3
Фрактальное множество, получаемое из замкнутого интервала [0,1] итеративным удалением открытой средней трети (в оригинальной работе) или вообще средней из N частей (обобщение). Для исходного множества, построенного Георгом Кантором в работе G. Cantor, Grundlagen einer allgemeinen Mannichfaltigkeitslehre, Mathematische Annalen, 21 (1883), 545–591, фрактальная размерность пыли D=In2/In3= 0.6309 (не путать с топологической размерностью, которая равна 0).
Канторова пыль: фрактальное множество, бесконечно делимое, но меры нуль. Разрыв моего присутствия не единичен: их бесконечное число. Бесконечный ряд все уменьшающихся прогалин — все ближе, и ближе, и ближе… Но…
— Но как? Ладно, ты меня задержала, ты со мной заговорила, но как тебе удалось скоординировать все задержки? Как ты рассчитала эффекты? Это потребовало бы…
— Бесконечной вычислительной мощности? [4] Бесконечного числа людей? — Она едва заметно улыбается. — Я — бесконечное число людей. Все мы — сновидцы под веществом S. Все мы снимся друг другу. Мы действуем вместе, синхронно, как единое — или же порознь. Возможны и промежуточные варианты, как твой. Те мои аналоги, что видят и слышат тебя, делятся сенсорными данными с остальными моими версиями.
4
Иган излагает гипотетический принцип работы так называемых сверхтьюринговых компьютеров, способных выполнять бесконечное число инструкций за конечное время. Поскольку в другой формулировке задача сводится к апории Зенона Элейского о бесконечной делимости, такие компьютеры часто называют машинами Зенона-Тьюринга.
Я разворачиваюсь к сновидице.
— Зачем тебе ее защищать? Она никогда не получит желаемого. Она разрывает город на части, а конечной цели так и не достигнет.
— Здесь не достигнет.
— А где? Она пересекает все миры, в которых существует! Куда еще ей отправиться?
Женщина качает головой.
— Кто создатель этих миров? Альтернативные исходы физических процессов. Но на этом творение не останавливается. Возможность перемещения между мирами оказывает аналогичное воздействие. Суперпространство как таковое тоже расщеплено на версии, содержащие все возможные межмировые потоки. И потоки высших порядков между этими версиями суперпространства. Вся структура разветвляется снова и снова…
Я закрываю глаза, потому что голова идет кругом. Представить себе только это нескончаемое восхождение по бесконечностям… [5]
— Так что в каком-то мире сновидица всегда побеждает, что бы я ни предпринимал?
— Да.
— И где-нибудь всегда побеждаю я, потому что ты бессильна со мной совладать?
— Да. [6]
Кто же я! Я — множество тех, кто победил. Тогда кто же я?
Я — никто.
5
Сходный образ использован Иганом позднее в романе «Диаспора».
6
Иган излагает парадокс квантового самоубийства Макса Тегмарка.
Я — множество меры нуль.
Я роняю пушку и делаю три шага к сновидице. Моя одежда, и так уже потрепанная, изгрызенная потоком, разлетается по разным мирам и опадает.
Я делаю еще один шаг.
Внезапно становится жарко. Я останавливаюсь. Мои волосы и верхний слой кожи исчезли. Я весь в тонкой кровяной пленке.
Я впервые замечаю, что на лице сновидицы застыла улыбка.
Я задумываюсь, в скольких еще бесконечностях миров я сделаю следующий шаг, в скольких бесконечностях развернусь, отступлю и выйду из номера.
Кем, собственно, я стану, выжив и погибнув всеми возможными способами? Кого спасу от позора?
Себя.
Перевод с английского: Конрад Сташевски.
ДНЕВНИК, ПОСЛАННЫЙ ЗА СОТНЮ СВЕТОВЫХ ЛЕТ
Рассказ
Greg Egan. The Hundred Light-Year Diary. 1992.
Люди находят способ передавать послания в прошлое. Теперь в школах проходят то, каким станет мир через сто лет: нас ожидает эпоха всеобщего благоденствия, победа над войнами, болезнями, преступностью. Но что, если потомки лгут?