Акт возмездия
Шрифт:
– Ну и дурак! – вновь перебил его Железяка. – Предлагали же тебе…
– Да ты что! – всплеснул руками Илья. – Предлагали! Ты смотри! Совсем идиотом меня считаешь, или как? Или ты хочешь сказать, что Контора оставила бы меня в покое, если бы я сделал все, как вы хотели? Не смеши… На хрена нужен лишний свидетель. Пуля гораздо дешевле…
– Ты так решил, потому что твоего парня убили?
– А ты будешь рассказывать мне, что это вышло нечаянно?
– Но это действительно так! – Железяка попытался вложить в эти слова всю отпущенную ему искренность, хотя уже понимал, что это бесполезно.
Бесполезно.
Вроде бы естественным, случайным, а на самом деле тщательно продуманным и взвешенным жестом Железяка заложил руки за спину, коснувшись правым запястьем выпирающей из-под куртки пистолетной рукояти… Что ж, еще побарахтаемся, дорогие товарищи, еще посмотрим, чья возьмет…
– Десятый, пятому… Десятый, пятому… Прошу указаний… Как слышишь меня? Что нам делать?
Мещеряков криво ухмыльнулся какой-то пришедшей в голову идее, и хитро подмигнул Железяке.
– Хочешь, чтобы я этих отпустил?
Предложение явно было с подвохом, но Железяка все же кивнул, соглашаясь. Мало ли? Вдруг и вправду отпустит… Кто знает, что у него сейчас в башке вертится? Бывают же чудеса на свете…
– Тогда вызывай сюда всех своих. За каждого твоего сотрудника отпускаю одного из этих. Как тебе обмен? По-моему очень даже справедливо. Вы ведь для того и существуете, чтобы защищать граждан, правда? Вот вам отличный шанс исполнить свой долг. Защищайте!
Железяка искоса поглядел на замерших у стены людей. Отметил, как на секунду вспыхнул сумасшедшей надеждой взгляд девушки, как упрямо набычились, опуская глаза в пол, мальчишки и горько усмехнулся мудрый, все сразу понявший Ара…
– Нет, – Железяка сожалеюще пожал плечами. – Увы, Илюш, такое бывает только в плохом американском кино… Здесь не кино, Илюш… Никого я вызывать не стану… Даже если ты выполнишь свое обещание, какой смысл менять одни жизни на другие? К чему эта глупая рулетка…
Пальцы осторожно миллиметр за миллиметром, нежно, так чтобы не дернулся ненароком локоть, не шевельнулось от усилия плечо, заползли под куртку, обхватив ребристый пластик рукоятки "макара".
– Что ж, жаль… Я, по правде говоря, надеялся на другой ответ, – издевательски усмехнулся Мещеряков. – Значит вместе с тобой погибнут эти черножопые…
– Рад буду, что вместе с нами сдохнешь и ты, беложопый, – глубоко вздохнул, отрываясь от стены и делая шаг вперед Ара. – Давай уже, чего ты ждешь? Нажимай на кнопку, сколько можно издеваться над людьми?
– Назад! Назад, сука! – истерически взвизгнул Мещеряков, отшатываясь от старого армянина и выставляя в его сторону, зажатую в кулаке рацию. – Сейчас подорву! Подорву!
– Назад, Ара, назад! – в тон ему взревел, выдергивая из-за пояса пистолет Железяка. – Не дури!
– К стене, сука! К стене, сейчас подорву! – приплясывал на месте, совершенно
А для Железяки в этот момент время вдруг замерло, наплевав на все физические законы этого мира, стало вязким и студенистым, будто кисель. И он плыл в нем, медленно-медленно прорезая его толщу и так же невозможно медленно двигались все остальные. Он видел, как некрасиво приоткрывается, искривляясь на одну сторону рот готовящейся отчаянно завизжать девчонки, как приседает рядом, напружинивается для броска ее брат…Видел, как большой палец Мещерякова ложится на блестящую металлом клавишу-тангенту на боку черного корпуса рации, ложится и начинает сгибаться вдавливая ее вниз… Надо стрелять, если попасть точно в сердце, то есть шанс, что он не сумеет закончить начатого уже движения. Призрачный, один на тысячу не больше, но все же хоть какой-то шанс. И его надо использовать по полной, обязательно надо использовать…
Ах каким же тяжелым и неподатливым оказывается может быть спусковой крючок пистолета, как нелегко тянуть его, приводя в действие боевую пружину, заставляя курок ударить по бойку с самовзвода… Мушка плавает из стороны в сторону, пляшет упираясь в обреченную грудь… ну же, еще одно усилие, еще чуть-чуть… еще…
Выстрел оглушил нереальным грохотом, звоном ударил в барабанные перепонки, сняв, сбросив секундное наваждение. Мир завертелся бешено вокруг своей оси, возвращая себе нормальную скорость. Дернулся всем телом, сделал несколько неверных шагов назад Мещеряков, схватился здоровой рукой за грудь, словно пытаясь вырвать из нее сердце… Глухо стукнулась об пол вывалившаяся из пальцев рация… Железяка еще раз нажал на спуск… Затверженная еще с молодых лет в конторской учебке привычка – всегда стреляй дважды… Вторая пуля ударила куда-то в плечо, в падении разворачивая мертвое уже тело… Не было ни ощущения победы, ни радости от того, что все позади… Только смертельная усталость и тупо бьющееся в мозгу на разные лады бессмысленное и угловатое: "Пронесло!". Ноги Мещерякова подкосились, роняя его на колени, секунду он еще стоял, даже успел мазнуть по лицу убившего его Железяки стекленеющим невидящим взглядом и затем тяжело рухнул прямо на лежащую на полу рацию.
И вот тогда в наступившей на мгновенье тишине Железяка явственно услышал щелчок придавленной мертвецом тангенты. А после треснула, распадаясь на части стена, ударило невыносимым грохотом в барабанные перепонки и наступила вдруг темнота… Холодная, вечная… Окончательная…
Эпилог
Епитрахиль священника опустился на голову, нежно коснулся отросших волос, пальцы батюшки ободряюще сжали на мгновенье плечо.
– Рассказывай, сыне… Облегчи душу свою… Что желаешь исповедать ты перед Богом?
– Грешен я, отче… Я оставил друга и наставника своего в тяжелую минуту. Поддался слабости и не был рядом с ним в смертный час… – голос неверный, ломкий, дрожащий стыдом и страхом.
– Почему же ты так поступил сыне? Что заставило тебя сделать так? – глаза священника смотрят мягко и с пониманием, он ждет ответа…
– Слаб оказался я, отче… слаб и не достоин… Испугался и позволил себя обмануть… позволил наставнику отослать меня в этот час с пустым ничего не значащим поручением… и потому не был с ним рядом …