Актеры шахматной сцены
Шрифт:
Комитет по физической культуре и спорту при Совете Министров СССР начиная с 1983 года учредил помимо других ежегодных наград премии за лучшие партии, сыгранные советскими шахматистами или иностранными на соревнованиях в Советском Союзе.
Но все это, если быть откровенным до конца, лишь слабые полумеры, имеющие всего один, но очень существенный изъян: они никак не влияют на спортивную судьбу шахматиста. Получи тот хоть все медали и премии за лучшие партии, это никак не поможет ему оказаться выше своих конкурентов по турнирной таблице, даже если он набрал одинаковое с ними количество очков: тут влияют иные, внеэстетические критерии.
Между
Один из самых преданных паладинов шахматного искусства Давид Бронштейн в интервью журналу «Шахматы», размечтавшись, высказал свои соображения по поводу того, какую систему розыгрыша первенства мира он считает лучшей:
– Раз в три года компетентная комиссия ФИДЕ, основываясь на совокупности спортивных и творческих достижений – обратите внимание – не только на спортивных успехах, определяет 24 лучших шахматистов мира, которые освобождаются от обязательного участия в предзональных и зональных соревнованиях…
В дальнейшем, по идее Бронштейна, эти шахматисты встречаются в матчах с теми, кого выдвинул спортивный отбор.
Оставим в стороне организационные проблемы – нас в данной ситуации интересует другое: половину претендентов на мировое первенство называет не только спорт, но и творчество, искусство.
(Какая ирония судьбы: на конгрессе 1983 года в Маниле ФИДЕ действительно оставила половину мест в межзональном турнире для сильнейших гроссмейстеров мира, освободив их от участия в предварительных отборочных соревнованиях, но право это предоставляется отнюдь не за совокупность спортивных и творческих достижений, а только в соответствии с системой коэффициентов Эло. Иначе говоря, спорт еще больше укрепил свои привилегии.
Мало того, тот же конгресс, приняв решение сократить цикл соревнований на первенство мира с трех до двух лет, еще жестче завинтил гайки отборочных соревнований. Конечно, найдется очень много любителей шахмат, которые будут рады более учащенному ритму главных соревнований, и этих любителей можно понять. Однако для гроссмейстеров экстракласса, которые по идее должны быть верховными жрецами искусства в шахматах, это означает полное порабощение отбором).
Сейчас практически во всех турнирах, в случае дележа очков и если не предусмотрено дополнительное соревнование, предпочтение отдается либо тому, кто выиграл больше партий (и, следовательно, меньше сделал ничьих), либо имеющему лучший показатель по системе коэффициентов Бергера и ее разновидностям. Даже звание чемпионов присуждается по рекомендации одного либо другого метода. В чемпионате Европы 1978 года среди молодых шахматистов (до двадцати лет) первое место разделили трое, в том числе и наш мастер Сергей Долматов. Титул чемпиона был отдан англичанину Шопу Толвуду, как имевшему наибольшее число побед. В последнем чемпионате мира по переписке среди женщин первое место разделили советские шахматистки Ольга Рубцова и Лора Яковлева. Хотя соревнование длилось целых пять лет, вопрос с присуждением звания чемпионки мира был решен очень быстро: победительницей была названа Яковлева, у которой были лучшие показатели по системе коэффициентов Бергера.
Я не хочу ставить под сомнение справедливость обоих решений, очень может быть, что именно Толвуд и Яковлева и должны были стать чемпионами, но вот способы, с помощью которых им было отдано предпочтение, вызывают большое сомнение. Потому что оба эти принципа – по числу побед и «по Бергеру» – учитывают только «количество игры», то есть голый спортивный фактор, и начисто игнорируют качество игры, реализованный творческий потенциал.
Кто, скажите, доказал, что выиграть в турнире, скажем, семь партий и проиграть четыре более достойно, нежели выиграть пять и проиграть две? Может быть, при этом ставится в заслугу меньшее количество ничьих? Но тогда кто, скажите, доказал, что ничейный исход обязательно плох или по меньшей мере подозрителен? По авторитетному свидетельству Анатолия Карпова, участники крупнейшего турнира в Милане в 1975 году сочли попросту смешным использование правила «числа побед» даже в качестве вспомогательного критерия при дележе мест.
Сколько было побед, которые из-за слабой игры одной из сторон оставляли нас совершенно равнодушными, и сколько ничейных партий заставляли переживать вместе с участниками, наслаждаться их замыслами, отвагой, красотой комбинаций, то есть всем тем, что часто пленяет в так называемых результативных встречах.
Я мог бы назвать здесь множество ничейных партий, которые вызывают чувство законной гордости у их создателей. (Любопытная и весьма характерная особенность: в то время как в красивых результативных встречах героем, как правило, оказывается один из двух партнеров, которому и вручается специальный приз, в эффектных ничейных партиях соперники стоят друг друга и награды удостаиваются оба. Правда, призы за ничейные партии присуждаются, увы, крайне редко). Но ограничусь несколькими примерами.
Первый относится к давним временам. Речь идет о встрече Бронштейн – Эйве из турнира претендентов 1953 года, которая оставила во мне неизгладимое впечатление. Бронштейн пожертвовал фигуру, и в середине партии король Эйве оказался в центре доски под прицелом нескольких белых фигур. Эйве, однако, не только хладнокровно защищался, но и сам умудрялся создавать угрозы, так что Бронштейн, по его собственному признанию, «вынужден был прервать расчет вариантов и спросить себя, кто же кого атакует?»…
Хрестоматийный пример того, какими захватывающе увлекательными могут быть ничейные партии, представляет собой бурная схватка между Михаилом Талем и Львом Арониным в чемпионате СССР 1957 года, протекавшая в романтическом духе шахматной старины вплоть до того, что дело дошло до жертвы ферзя. Оба соперника получили за эту «мирную» партию приз за красоту, а экс-чемпион мира Макс Эйве назвал ее «самой интересной ничьей в истории шахмат».
Столь же знаменитой стала ничейная партия между тем же Талем и Александром Зайцевым в чемпионате страны 1961 года. Когда «ничейщики» протянули друг другу руки, зал, по свидетельству очевидца, «неистово рукоплескал»…
«За свою тридцатилетнюю шахматную практику, – писал Таль, – мне доводилось и получать призы за красивейшую партию, и поздравлять победителя, когда призы получал он. Но особое место занимают те встречи, где лауреатами оказывались оба партнера». Продолжая далее, Таль высказал убежденность в том, что «люди будут играть, ошибаться, побеждать, проигрывать и… делать ничьи. И ничего плохого в этом нет, лишь бы ничьи интересными были!»
Так обстоит дело с наибольшим числом побед (и наименьшим числом ничьих).