Актеры шахматной сцены
Шрифт:
Талю удалось получить очень активную позицию, как раз такую, в которой он наиболее опасен. И атака не заставила себя ждать. Таль пожертвовал пешку, потом ладью за легкую фигуру. Запахло матовыми угрозами. Таль рассчитал вариант с жертвой двух коней, но мата не находил. Уже в пресс-бюро был найден форсированный вариант, уже и зрители загудели, увидев продолжение, ведущее к быстрой победе, а Таль все сидел, склонившись за доской. Мата он так и не нашел. Это было ужасно обидно. Сумей он завершить комбинацию, и партия могла быть одной из лучших в турнире. Скрепя сердце Таль пошел на другое продолжение, у Антошина нашлась защита, и партнеры вскоре заключили
Когда Таль зашел в комнату участников, кое-кто ему сказал:
– А знаешь, Миша, ты ведь мог дать мат.
– Нет!
– Нет? А вот посмотри.
И ему показали не очень сложный вариант, который действительно вел к мату. Но его ждало еще одно горькое разочарование. Уже ночью, лежа в постели, он вдруг нашел более короткую и более красивую матовую комбинацию.
В таких, редких, правда, случаях, когда Талю изменял его самый надежный инструмент – комбинационное зрение, он всегда испытывал состояние подавленности. Это легко понять. Именно безошибочное комбинационное зрение позволяло Талю запутывать игру, предпринимать сложнейшие маневры, чувствовать уверенность в любых позициях. И вот в партии с Антошиным он заблудился в комбинационном лабиринте, там, куда сам завлек своего противника.
Таль расстроился и на какое-то время потерял верность удара. Все же после одиннадцатого тура он с семью очками делил второе-шестое места с Бронштейном, Петросяном, Спасским и Холмовым. Впереди, с перевесом в пол-очка, был Толуш, игравший в этом турнире необычайно свежо, изобретательно, эффектно.
В двенадцатом туре Таля ждало новое огорчение: он отложил в тяжелом положении партию с Болеславским. Что должен испытывать в этом случае мастер, идущий в лидирующей группе? По меньшей мере, он должен быть расстроен. А Таль не был даже взволнован. Этот вечер, вернее, эта ночь показали, что он все еще легкомыслен.
Одним словом, после игры наш герой отправился на свидание! В то время как другим участникам снились сны, этот нарушитель спортивного режима бродил с девушкой по улицам Москвы. Возле Белорусского вокзала Таль, как это не раз с ним случалось, перешел улицу в неположенном месте. Когда милиционер стал делать соответствующее внушение, Таль гордо отказался признать себя виновным. Тогда, как водится, у него попросили документы. Увы, паспорт находился в гостинице.
Вместе со спутницей, которая не захотела покинуть его в беде, Талю пришлось проследовать за милиционером. Молодой лейтенант, дежурный по отделению, недовольно повернул голову в сторону вошедшего и вернулся к прерванному занятию: он сидел за шахматами.
Таль взглянул на доску и не мог сдержать улыбки: лейтенант анализировал его партию с Болеславским! Очевидно, отложенную позицию передали по радио в вечернем выпуске. Он не утерпел и сделал замечание по поводу одного хода. Лейтенант вместо ответа со вздохом отодвинул доску и скучным голосом спросил:
– Фамилия?
– Таль…
– Еще один Таль?
– Вы будете смеяться, – ответил Миша, – но я не «еще», я тот самый Таль.
Через минуту они сидели вместе и разбирали позицию. Домой он поехал лишь в семь утра…
Партию, несмотря на помощь милиции, спасти не удалось. Таль теперь был уже на седьмом месте. Но, начиная с тринадцатого тура, он стал одерживать победу за победой и в точности повторил результат полуфинала: в девяти турах Таль набрал семь очков.
Турнирная мудрость осторожных гласит: «бей слабых и делай ничьи с сильными». Своей игрой Таль показал, что принципиально отвергает эту малодушную тактику. Он не только блестяще финишировал – он сумел при этом отбросить назад своих главных конкурентов.
В тринадцатом туре Таль выиграл у Петросяна, причем выиграл в эндшпиле, после маневренной борьбы, без каких-либо «штучек».
В двух следующих турах Таль набирает полтора очка и вместе с Бронштейном и Толушем делит второе-четвертое места. У всех троих по девять с половиной очков. Петросян откинут на седьмое место. Лидер теперь – Керес, у него десять очков. Но в шестнадцатом туре Керес играет с Талем…
До встреч Таля с Петросяном и Кересом его успех в турнире признавался некоторыми знатоками случайным. В подтверждение говорилось о том, что стиль нескольких побед, в частности над Аронсоном, Таймановым, Банником, не очень убедителен. Но партия с Петросяном, где Таль тонко провел эндшпиль, и особенно с Кересом показали, что юный мастер держится в лидирующей группе по праву.
Кереса Таль тоже переиграл в эндшпиле, то есть в той стадии, которая особенно сложна и где решающее слово принадлежит зрелому мастерству. Когда партия близилась к развязке, в пресс-бюро торопливо вошел обычно такой степенный гроссмейстер Флор. Ветеран, немало повидавший на своем веку, был явно взволнован. Быстро расставив на доске фигуры, Флор вгляделся в позицию и, выпятив нижнюю губу и покачав головой, повторил историческую фразу:
– Этот мальчик далеко пойдет!
Со следующим противником – Арониным Таль сыграл вничью. Впрочем, эти пол-очка были ему дороже единицы. Оба соперника блеснули в этой партии красивейшей игрой. Атакуя короля, Таль пожертвовал ферзя за ладью. После бурной схватки, в которой стороны состязались в мужестве и комбинационном искусстве, партия окончилась вничью. Эта романтическая дуэль, оба участника которой получили приз за красоту, доставила наслаждение и самим партнерам, и зрителям. Не случайно Эйве назвал ее «самой интересной ничьей в истории шахмат».
Турнир подошел к концу. Перед последним туром наступило междуцарствие. Трое – Бронштейн, Таль и Толуш – имели по тринадцать очков. У Кереса было на пол-очка меньше. Спасский и Холмов набрали по двенадцать очков. Особую остроту и без того драматической ситуации придавало то обстоятельство, что двум лидерам – Михаилу Талю и Александру Толушу – предстояло играть между собой.
Трудно представить себе, что творилось в последние дни турнира в зале. Игра юного Таля – яркая, безудержно смелая, чуждая прозаических турнирных расчетов – безоговорочно покорила сердца любителей шахмат. Никто не проводил опроса, но можно не сомневаться в том, что большинство зрителей без раздумья отдало ему свои симпатии. Почти каждый атакующий ход Таля, особенно если он был связан с риском, вызывал в зале плохо сдерживаемое возбуждение.
Таль стал популярен! Во многом из-за него перед входом в Дом культуры собиралась толпа болельщиков, которым не хватило билетов. Когда в день последнего тура Таль с Кобленцем пробирались сквозь толпу, у лидера чемпионата были оторваны почти все пуговицы на пальто (правда, в этом повинен был не только энтузиазм болельщиков, но и то, что пуговицы держались на честном слове).
Никто, наверное, не бросит в Таля камень, узнав, что он готов был удовлетвориться ничьей – она почти наверняка обеспечивала дележ первого места («пробить» Холмова было труднейшей задачей даже для Бронштейна), а заодно давала и гроссмейстерское звание. Так подсказывал здравый смысл, так, конечно, советовал Кобленц.