Актеры шахматной сцены
Шрифт:
Матч проходил в ноябре 1965 года в Тбилиси. Таль любил этот город, где у него было много друзей и восторженных почитателей (смелость Таля, готовность пойти на риск, не считаясь с жертвами, очевидно, импонировали грузинскому характеру), и был рад, что Спасский в числе нескольких городов предложил Тбилиси. Он был рад тому, что стал финалистом соревнования претендентов: по сравнению с Кюрасао это был потрясающий успех. Он вообще удачно играл в том году (третье место в XXXII чемпионате страны никак нельзя было считать неудачей).
Словом, неисправимый оптимист верил в себя. («Если перед
Уже в цервой партии Спасский, играя черными, удивил Таля, применив в испанской партии так называемую атаку Маршалла. Черные в этом дебюте жертвуют пешку, получая взамен инициативу. Избрав вместе со своим тренером Бондаревским это начало, Спасский сделал в матче тонкий психологический ход, поставив Таля перед необходимостью защищаться, удерживать пешку, уступая инициативу противнику.
Первая партия закончилась вничью. Во второй Спасский допустил просчет, потерял пешку и потерпел поражение. Перед самым началом третьей партии Таль почувствовал, что отравился за обедом. Пересилив себя, он продолжал играть, в простой позиции допустил несколько промахов, попал в цейтнот и потерял пешку. При доигрывании Таль в несложном эндшпиле вновь совершил ошибку, после чего Спасский очень точной игрой привел партию к логическому концу.
Вряд ли Спасский нуждался в подсказке, но, как бы там ни было, Таль этой партией полностью разоблачил себя. В следующих пяти партиях, закончившихся вничью, Спасский старался упрощать игру, обрекая Таля на позиционную борьбу, в которой тот не мог пустить в ход свое испытанное тактическое оружие.
Подошел финиш – осталось четыре партии, а счет был ничейный, то есть, казалось бы, Таль добился того, чего желал. Но, ограниченный в свободе движений смирительной рубашкой атаки Маршалла, он первым перегорел. Когда в девятой партии Таль, уклонившись от атаки Маршалла, получил наконец позицию, о которой так долго мечтал, выяснилось, что в том его физическом и нервном состоянии ему, увы, трудно вести сложную борьбу на обоих флангах, насыщенную взаимными угрозами.
Спасский действовал в этой, очень важной, партии с завидным хладнокровием, доказав, что расчет Таля на то, что в решающий момент соперник сорвется, был беспочвенным. Спасский перехватил инициативу, сам начал наступление на короля белых и отложил партию в выигранной позиции.
В следующей встрече Спасский, разыгрывая белыми дебют, заботился только о том, чтобы построить прочную позицию. Он прекрасно понимал, что Таль не удержится от азартной атаки, и Таль понимал, что Спасский это понимает, но играть на ничью ему, учитывая, что матч идет к концу, было невыгодно, а исподволь готовить наступление просто не хватило терпения. Спасский рассчитал точно. Таль как-то судорожно рванулся вперед, наткнулся на заранее подготовленный контрудар, попал в цейтнот и почти без сопротивления проиграл.
В одиннадцатой партии, которой суждено было стать последней, Таль получил, казалось бы, грозную атакующую позицию, но Спасский вновь все предусмотрел и, сочетая защиту с контратакой, отбил наступление, в ходе которого Таль пожертвовал фигуру.
Проиграв три партии подряд, Таль проиграл матч с крупным счетом – 4:7. Спасский оказался тонким психологом. Навязав Талю невыгодную для того стратегию, испытывая его терпение серией ничьих, он хладнокровно подстерег момент, когда Таль оказался во власти эмоций. Именно в решающих встречах Спасский, вопреки надеждам Таля, играл особенно уверенно…
Матч со Спасским угнетающе подействовал на Таля. Не потому, что он проиграл, нет, и даже не потому, что проиграл с крупным счетом. В этот матче Таль увидел, что ему трудно стало играть в своем стиле, в том стиле, который принес ему славу, сделал чемпионом мира. Эквилибрист, гуляющий на проволоке под куполом цирка, должен быть атлетом, должен иметь безукоризненные нервы. Талю нервы стали отказывать.
То, что Таль потерял былую уверенность, а без уверенности он был Самсоном, потерявшим волосы, было замечено крупнейшими знатоками.
Ботвинник:
– Когда я смотрел девятую и десятую партии матча Таля с Борисом Спасским, то понял: Таль не должен сейчас играть матч на первенство мира. За четыре года, которые прошли со времени матч-реванша, стали еще более заметны слабые стороны в его игре. Вероятно, они были известны и самому Талю, но он не сумел от них избавиться…
Что Ботвинник имел в виду, можно понять, наверное, из слов, сказанных им до начала поединка «Это соревнование шахматиста, исключительно развитого односторонне (Таль), с шахматистом универсального стиля (Спасский)». Как видите, Ботвинник в перевоплощение Таля не верил.
Петросян:
– Пусть это не прозвучит парадоксом, если я скажу, что Таль проиграл Спасскому еще во время матча с Ларсеном. В этом матче лишь в 10-й партии Таль был Талем…
Эйве, правда, до начала матча обошелся с Талем менее сурово. Мало того, когда его попросили прокомментировать мнение Фишера, который включил Спасского, но не включил Таля в число десяти сильнейших за всю историю шахмат, Эйве сказал: «Я считаю Таля гениальным шахматистом. А быть гениальным – не значит нравиться всем».
Но и Эйве предрек поражение экс-чемпиона:
– Таль сильнее, но выиграет, я думаю, Спасский.
…После матча выяснилось, что с легкими все в порядке, тревога была ложной, но зато вскоре возобновились прежние, сначала редкие, потом все более частые мучительные приступы, вызванные заболеванием почек. Эти приступы временами пропадали, оставляя слабую надежду, но потом неминуемо возвращались, становясь все более нестерпимыми.
Почитатели Таля с печальным удивлением констатировали, что Таль начал допускать просчеты, ошибаться в том, в чем он не должен был, не имел права ошибаться, – в тактической игре. Для шахматиста универсального стиля ослабление тактического зрения не трагедия. Для шахматиста сугубо тактического, резко атакующего стиля безошибочность тактического зрения – главное условие успеха. Что с того, что Таль заводил противников в темный лес неизведанного, если он сам в этом лесу то и дело терял чувство ориентировки?