Актовый зал. Выходные данные
Шрифт:
— А «каменный» профессор, — заметил Трулезанд, когда они вернулись в общежитие, — кого хочешь запугает. То сравнивает нас со средневековыми богословами, то рассуждает о камнях, как наш брат о Марксе и Энгельсе.
Квази с возмущением кивнул и заявил, что необходимо организовать беседу об историческом значении советской зоны оккупации, причем как можно скорее, чтобы внести полную ясность в этот вопрос.
Четвертый обитатель их комнаты, паренек в зеленой шляпе, не принимал участия в разговоре; он возился
— «Веревка — вервие простое — нам заменяет в доме шкаф», — продекламировал Роберт. — А как ты догадался, чего именно у нас не будет?
— Чего мне догадываться, знаю, со шкафами туго, потому как туго с древесиной.
— А ты лесник? — спросил Трулезанд.
— Лесоруб, — ответил парень.
Трулезанд протянул ему руку и представился:
— Трулезанд. Плотник. Ты ведь не злишься за акушерскую школу?
— Чего там, — ответил парень, которого звали Якоб Фильтер, — вы, городские, любите шутки шутить.
Совместными усилиями они доели бутерброды, привезенные из дому, с восторгом повторяя при этом слова Вёльшова.
— Героический штурм крепости Наука, — сказал Рик. — Такую речь и сам Калинин мог бы произнести. О Калинине мы тоже обязательно проведем беседу.
Якоб Фильтер, сидя на корточках перед печкой, колол щепу на растопку.
— У вас столько планов, — сказал он, обращаясь к Рику, — послушаешь, можно подумать, мы проучимся здесь сто лет. А у нас всего три года.
Роберт удивленно рассмеялся:
— Всего три — это хорошо. А ты представляешь себе, как долго длятся три года? Можно весь лес в округе вырубить.
— Вырубить-то можно, — ответил Якоб, — а вот вырастить?
— При правильной организации… — включился было Квази, но Роберт прервал его:
— Нет, он прав. Только я бы, друзья, не мучился такими вопросами. Три года — срок немалый.
В Бойценбурге в вагон вошли пограничники. Пожилые дамы уже час назад приготовили паспорта и теперь с боязливым ожиданием то и дело поглядывали на дверь. Они шептались, снова и снова пересчитывали свои скромные капиталы.
Сначала в купе появилась молоденькая девушка из таможни. Приветливая и быстрая, она обращалась к пожилым дамам с понимающей улыбкой, к Роберту — с выражением вежливой проницательности. Она зарегистрировала его деньги и фотоаппарат и, выходя из купе, пожелала пассажирам счастливого пути — Роберт ясно расслышал в ее голосе, кого она, собственно, имеет в виду.
Солдат пограничной охраны справился со своим делом еще быстрее; старушкам он сказал: «Приятного путешествия», а Роберту: «До свидания».
— До свидания! — ответил ему Роберт. И подумал: «До свидания, товарищ!»
Он попробовал углубиться в «Шпигель», но, заметив, что читает только глазами, отложил журнал.
Поезд
Здесь поезд тоже стоял недолго; сошли всего несколько пассажиров.
Форма у пограничного контроля была подчеркнуто гражданского покроя, пистолетов видно не было, большие шкиперские фуражки скорее напоминали о морской прогулке, чем об охране государственной границы и конституции.
Пожилой пограничник переполошил старушек, спросив, не везут ли они из Западного Берлина спиртные напитки, пусть уж лучше сразу выставляют бутылки — таможенный чиновник идет по вагону следом за ним. И он подмигнул Роберту.
Однако, взглянув на паспорт Роберта, он перестал подмигивать.
— Гм, минуточку, — сказал он и вышел из купе.
Он исчез из поля зрения Роберта, но в окне коридора появилось его отражение. Отражение вытащило из-под мышки толстую книгу большого формата и раскрыло ее. Четыре пожилые дамы во все глаза уставились на Роберта, а он подумал: «Ага, знаменитый список разыскиваемых лиц. Сейчас полистает в разделе „Подлежит задержанию“, но не найдет, так, во всяком случае, было в последний раз, а с тех пор, надеюсь, вряд ли что изменилось. Ну вот, переворачивает страницы, смотрит в оглавление, прекрасно! Рубрика: „При въезде — выезде сообщить в надлежащие инстанции“… Г, Д, Е, Ж, 3, И, стой, где-то он здесь, голубчик. Инзельман, Иплер, Ирменбах, Исваль Роберт, рождения 1926 года, в Гамбурге, это он…»
Отражение повернулось на сто восемьдесят градусов, и пограничник вошел в купе.
Толстую книгу он держал под мышкой, словно она никогда не меняла своего местоположения.
— Простите, господин Исваль, — сказал он, — куда вы едете?
— В Гамбург.
— А оттуда?
— Назад в Берлин.
— Сколько дней вы пробудете в Гамбурге?
— Дня три-четыре.
— Вы едете по приглашению или в командировку? Государственный служащий или коммерсант?
— Ни то, ни другое, ни первое, ни второе: я — свободный художник.
— Прошу уточнить.
— Н-да, уточнить… — повторил Роберт, слегка растерянный. — Не так это просто. Отчасти я литературный критик, отчасти публицист.
— А какая ваша часть сейчас путешествует?
Вопрос понравился Роберту — среди шаблонной официальщины вспыхнула искорка личного интереса. Похоже, это был вообще сравнительно приемлемый представитель своей профессии, не из тех холодных и скользких типов и не из тех честолюбивых юнцов, что считают себя ходячими детекторами лжи и устраивают из каждого такого опроса нечто вроде операции по промыванию мозгов.