Актриса года
Шрифт:
«Дорогая Конни!
А о режиссуре ты когда-нибудь подумывала?
Барбра».
Конни едва не подавилась яйцом всмятку, вдруг разом осознав, какой жалкой выглядит теперь в глазах своих основных соперниц. И, ожидая худшего, вскрыла последний конверт.
«О Великая в Своей Никчемности!
Надеюсь, ты получаешь истинное удовольствие, вычищая сортиры у Бетти Форд. Вроде бы лучшее моющее средство — это рвотное. Так мне, во всяком случае, говорили. О дальнейшей работе можешь не беспокоиться. Как только выйдешь, Микки Руни тут же возьмет тебя из жалости в свое следующее
Она перечитывала это последнее письмо, и руки у нее дрожали. Как возможно такое? Похоже, все знают, что с ней произошло, куда она попала, и пишут эти совершенно ужасные, злобные записки. Тот же конверт, та же машинка! Ее вычислили!
Отодвинув поднос с завтраком, Конни вскочила и бросилась к двери. Там ее ждала Грейс.
— Мисс Траватано… — начала она.
— Не сейчас! — взвизгнула Конни и оттолкнула ее.
— Но к вам посетитель.
— Никто не может знать, где я нахожусь! — вскричала Конни.
— Он дожидается в холле, — сказала Грейс. — Должна заметить, очень хорош собой.
Его белокурые волосы слегка растрепались, простая хлопковая футболка плотно обтягивала грудь, открывая взору прекрасно развитую мускулатуру. Тогда он был одет совсем иначе… И тем не менее Конни тут же узнала его. Эрик Коллинз, офицер полиции из Беверли-Хиллз, который арестовал ее чуть больше недели назад.
— Что вы здесь делаете? — резко спросила Конни.
— Просто хотел убедиться, что с вами теперь все в порядке, — ответил Эрик, поднявшийся ей навстречу.
— Откуда вы узнали, что я здесь?
— Но это было напечатано в «Ю-Эс-Эй тудей», на первой странице.
«О Господи! Им осталось только повесить мне колокольчик на шею и гонять по улицам с криками: "Позор! Позор!"» — подумала Конни.
— Мы с сестрой были в Палм-Спрингс, навещали маму. Вот я и решил заскочить по дороге, — сказал Эрик. — Просто подумал: а вдруг то, что я арестовал вас… и привело вот к этому?..
— Огромное спасибо, отец Фланаган [35]! — огрызнулась Конни.
— Выздоровление — очень сложный и важный процесс, — продолжал Эрик, игнорируя злобное восклицание Конни. — Мой отец прошел примерно через то же самое в восьмидесятых, и жизнь нашей семьи чудесным образом переменилась.
Конни была тронута его искренностью, однако злоба и раздражение все же возобладали.
— И где, позвольте узнать, ваш папочка теперь? Небось работает на фабрике по разливу джина?
— Нет, — тихо ответил Эрик. — Случайно погиб в перестрелке на улице, когда помогал старой кокетке переходить через дорогу.
— Да-а, вот оно как… Сочувствую, — пробормотала Конни, — но все равно это не повод, чтобы являться сюда, ко мне.
— Тогда не буду вас больше беспокоить, — сказал Эрик, — но могу дать координаты священника моей матери на тот случай, если вам вдруг понадобится духовная поддержка.
— Спасибо! — отрезала Конни. — Но только тут у нас нет молоденьких мальчиков, которыми он мог бы заинтересоваться.
— Вообще-то отец Каррас предпочитает общаться с прокаженными, — невозмутимо ответил Эрик. — Последние десять лет работал в лепрозории на Гаити. А сейчас приехал сюда, в пустыню, на воскресную проповедь. — И он добродушно улыбнулся.
«Черт побери, да этот парнишка и айсберг заставит растаять! Неужто понабрался всех этих идей всепрощения у Лайзы?»
— Как бы там ни было, — продолжил Эрик, — сейчас мне придется вернуться в сиротский дом, где мы с сестрой добровольно помогаем по воскресеньям. Он называется «Дети Христа». Можете позвонить мне туда, если вдруг понадоблюсь.
— Спасибо, — буркнула Конни.
— И помните старое мудрое высказывание: «Сами вы — нечто большее, чем самая большая ваша проблема».
— Чьи слова? — спросила Конни.
— Уистена Хью Одена, — ответил Эрик. — Вычитал в интервью с Фионой Ковингтон.
Конни вернулась к себе в палату, и тут ею овладело чувство стыда — за то, как она вела себя с Эриком. Возможно, он действительно искренне хотел помочь ей. Но годы, отданные работе на индустрию развлечений, не прошли даром — теперь она подозревала в кознях каждого — от Дэвида Джеффена до мусорщика. Жизнь вечно настороже, вечно не доверяя никому.
Однако выглядел он просто шикарно в белых брюках и серой футболке. Интересно, сколько ему? Года тридцать три? Тридцать пять?..
Она как раз размышляла над этим, как вдруг дверь отворилась и в палату вошла молоденькая рыжеволосая девушка с бледным лицом.
— Привет, — сказала она. — Я Эмбер Лайэнс, ваша новая соседка.
Тед сидел в кабинете за столом, заваленным грудой различных материалов. Журнал «Персонэлити» — это вам, конечно, не «Нью-йоркер», но в том, что касалось тщательности и глубины проводимых исследований, ему, пожалуй, не было равных. Ибо в статье Теда о номинантках на звание лучшей актрисы года приводились даже цитаты из первой рецензии на игру Фионы, когда она только появилась на подмостках Национального театра («Как ни странно, но довольно привлекательна, несмотря на слишком торопливую манеру речи; напоминает Сэди Деннис после пробежки по болотам»). Присутствовал здесь и кадр из фильма «Магнум — частный детектив», где Лори снялась еще подростком («Это счастливое дитя наверняка возжаждут все гавайские бездельники»). Теперь он нервно перелистывал досье на Карен Кролл, пытаясь реконструировать биографию белокурой богини секса, но все напрасно.
Его оторвал от этого занятия злой стук тонких и высоких каблучков Фатимы Бьюлокс. Она шла по коридору, направляясь к его комнате. Что нужно этому аятолле в юбке на сей раз?
— Брось это дерьмо! — скомандовала Фатима, появляясь в дверях.
— Но я ничего не держу, — улыбнулся Тед, прибегнув к неуклюжей шутке в духе Стива Мартина, которые обычно заставляли зрителей смеяться до слез.
— Прекрати разыгрывать комедию и слушай меня внимательно! — рявкнула редакторша. — Мне только что звонил агент Эмбер Лайэнс, она загремела в клинику Бетти Форд и хочет поговорить с нами о своих проблемах и перспективах на выздоровление. Надо, чтобы ты съездил к ней в эту долбаную пустыню и успел вернуться до захода солнца.