Актриса года
Шрифт:
Ричард вскрыл конверт и начал перебирать снимки. Две женщины на пляже держались за руки и целовались.
— Кто эти шлюхи?
— Та, рыжая, — Фиона Ковингтон. А брюнетку зовут Мария Кальдоне.
— Разве Ковингтон лесбиянка?
— А ты как думаешь?
— Что ж, для первой полосы, может, и сгодится. Сколько за них хочешь?
— Двадцать кусков.
— Тогда я сперва должен позвонить во Флориду… Где надыбал? Тебе кто-то платил, нанял следить за ней?
— Нет, — покачал головой Ральф и принялся ковырять в зубах своей знаменитой серебряной зубочисткой. —
— Пристегните ремни! — прошипела Бетт Дэвис. — Ночь предстоит бурная!..
Филипп Кастельман нажал на кнопку пульта и начал перематывать кассету, чтобы услышать эту фразу еще раз. Что за актриса! Какой стиль! Сколько неподдельной страсти и злобы! По меньшей мере пять раз в год Филипп брал кассету с фильмом «Все о Еве» и всякий раз искренне восторгался игрой Дэвис. О, если б только она нравилась ему еще и как женщина!..
Но она, разумеется, не нравилась. Подобного рода надменность и решительность в женщинах всегда отпугивали Филиппа. Нет, куда как ближе была ему Селеста Холм, мудрая и уравновешенная жена, которая мило поправляла воротничок платья, в то время как все остальные женщины лишь проявляли непомерные амбиции и блистали злобным остроумием. Эта ужасная Мелисса, его начальница, — вот кто походил на героинь Бетт Дэвис.
Филипп вздохнул и нажал на кнопку «стоп». Что-то сегодня ему не слишком хотелось смотреть «Все о Еве». Он вытащил кассету и вставил другую, которую взял напрокат сегодня вечером, после работы. Вот оно — то, что доктор прописал: «Праздник голых задниц»! Логическое завершение фильма «Все о Еве». Практически никаких диалогов, зато полным-полно голых соблазнительных тел.
Он надавил на кнопку «пуск» и распахнул полы халата — в предвкушении маленьких радостей, которые его ожидали. Однако, едва почувствовав возбуждение, увидел нечто, тут же охладившее его пыл. Он подался вперед и во все глаза уставился на экран, совершенно завороженный увиденным.
Глава 27
Доктор Энгус Макфардл смотрел из окна своего кабинета в клинике Бетти Форд и докуривал первую утреннюю сигарету. Желая сделать последнюю затяжку, он поднес сигарету к губам. Но увы, вместо того чтобы вставить ее в рот, воткнул в ноздрю.
Горькая истина заключалась в том, что, несмотря на все свои ученые степени и долгие годы практики, доктор Энгус страдал от ослабляющих организм спазматических судорог левой половины тела. Когда они начинались, левые нога, рука и одна сторона лица дергались, словно в некоем хаотическом танце. И больше всего напоминал он при этом марионетку во время землетрясения силой в семь баллов. За несколько лет одному очень хорошему физиотерапевту удалось немного успокоить эти приступы — с помощью самого современного средства, а именно валиума, а также понимания того, что вызваны судороги стрессом и волнением. К сожалению, последние два фактора в полной мере проявились сегодня, с самого утра.
Энгус предупреждал администрацию о том, что нельзя класть Конни Траватано и Эмбер Лайэнс в одну палату. После короткой, но бурной стычки по поводу того, кто первой должен пользоваться ванной, Эмбер отселили в отдельную палату. Она удалилась туда молча и во время сеансов групповой терапии не произносила ни слова. Конни подыскала себе новую соседку, по имени Магда Берк, увядающую старлетку, пристрастившуюся к перкодану, чьи притязания на славу сводились к воспоминаниям о том, как ей однажды довелось участвовать в оргии с Элвисом Пресли, незадолго до смерти последнего. Полная безвестность этой несчастной вполне импонировала Конни, которая не далее как вчера вдруг сломалась и признала, что просто ненавидит себя за то, как безобразно разговаривала с людьми. Особенно с тем молодым полисменом, арестовавшим ее в универмаге «Барниз».
Но люди, желающие излечиться, прежде всего должны смириться с тем ежечасным и ежедневным давлением, которое оказывал на них персонал клиники. Ибо полумеры были не в чести у сотрудников означенного заведения. До вручения «Оскара» оставалось всего две с половиной недели, и Энгус чувствовал: для Конни и Эмбер настала пора посмотреть правде в глаза, понять наконец, что их объединяет и как получилось, что обе они оказались в клинике. Однако это будет нелегко, думал он, и левая половина лица у него снова задергалась.
Затушив окурок, Энгус поднялся и направился в кабинет групповой терапии.
— Почему это мы вечно должны слушать, что говорит Конни? — возмущенно пропищал Джил, комик, некогда имевший бешеный успех у публики и заставлявший всех граждан США просыпаться с ощущением, что они перенеслись в другое тысячелетие. В данный момент он поедал сдобную плюшку с вишнями, уже третью за утро. За время пребывания в клинике распрощавшийся с амфетаминами Джил прибавил в весе целых сорок фунтов. — Только потому, что она звезда? Но это вовсе не означает, что все случившееся с ней столь уж важно, — добавил он, слизывая с губ сладкие крошки.
— Нельзя ненавидеть человека за то, что он звезда, — укорила его Магда. — Именно это говорил мне Элвис, когда мы были вместе. «Есть приходится то, что подают», — вот как он говорил.
— И поэтому откинул копыта! — заметила Софи. — Да этот твой Элвис только и делал, что жрал! Жрал, жрал!.. И еще мне рассказывали, будто он думал, что майонез — это овощ. — Бабушка четверых внуков, Софи, питавшая особое пристрастие к мартини, вышла, что называется, из-под контроля, когда однажды утром в чем мать родила встретила телефониста, вызванного чинить какую-то неисправность.
— Жаль, не успела трахнуться с ним до того, как его достали все эти дешевки, — вздохнула Магда.
— А ты что думаешь, Эмбер? — спросил доктор Энгус. Перед началом занятий он принял две таблетки валиума и теперь чувствовал себя гораздо лучше. Но Эмбер, забившись в уголок, разглядывала свои покрытые аквамариновым лаком ногти. — Эмбер! — повторил он. — Как ты считаешь, Джил прав или нет?
— Э-э… вообще-то я не слушала, — ответила она, по-прежнему не поднимая глаз.