Актриса
Шрифт:
Света исчезла, а Глеба вдруг покинули силы. Он опустился на холодную бетонную ступеньку и, прижавшись затылком к перилам, сквозь внезапный шум в ушах услышал рождающуюся в нем музыку. Накатывая глухими волнами, точно отвешивая поклоны направо и налево, навязчиво-могучими движениями она пробивалась сквозь гул его сознания запотевшим серебром надломленных, больных звуков. Глеб понял, что его «главная женщина», на время великодушно отдавшая пальму первенства, возвещает о незыблемости своих прав…
Прошло, наверное, много времени, потому что, когда в дверях вновь показалась Света, Глеб, пытаясь встать, почувствовал, что практически
— Наденете халат и бахилы, — Света провела Глеба в пустую ординаторскую, проследила за его переодеванием и зашагала по длинному коридору.
Отделение реанимации оказалось огромным залом с полупрозрачными пластиковыми перегородками. В одном из таких боксов на высокой операционной кровати, опутанная невероятным количеством проводков и трубочек, соединяющих ее с какими-то мудреными приборами, лежала Алена. Она выглядела девочкой-подростком на этой большой больничной койке, и ее худенькое тело еле угадывалось под легким белым покрывалом.
Глаза Алены были открыты, и, когда подошел Глеб, она взглянула на него осмысленным долгим взглядом и глубоко вздохнула. Потом веки ее словно набухли и стали тяжелыми, и она, не в силах удержать их, нехотя прикрыла глаза.
— Устала, — прошептала Света и тронула Глеба за рукав халата, но Алена вдруг снова подняла веки, ее бледные, запекшиеся губы дернулись, потом уголки поползли в стороны, и она почти беззвучно выдохнула: — Фрезии… — И сразу провалилась в забытье, точно проделала непосильную физическую работу.
Света вытащила Глеба в коридор, возбужденно затараторила:
— Я же говорила, какой вы молодец. Для нее сейчас запах сильнее всяких слов. Тем более любимый запах, с которым связано что-то приятное в жизни… Из коматозного состояния человека надо тащить в жизнь всеми возможными способами. У нас замечательные врачи, они про вас все поняли и еще вчера хотели пустить к ней, чтобы она слышала ваш голос…
— А музыку? — встрепенулся Глеб. — Я же композитор, Светочка, я писал музыку для Алены и знаю, что ей может сейчас помочь. Можно, я сейчас съезжу за музыкой… то есть за магнитофоном?
Света задумчиво посмотрела на Глеба:
— К сожалению, я ничего не решаю. Лично я бы позволила послушать ей музыку, но не уверена, как отнесется к этому Борис Иванович. Думаю, что сегодня ее однозначно не разрешат перенапрягать. А вот завтра… Короче, я узнаю. — Света одобрительно улыбнулась своей мягкой, застенчивой улыбкой и спросила: — Скажите, а что такое штанкет? Алену ведь привезли в мое дежурство, и я заполняла ее карточку. На нее на сцене упал штанкет. Что это?
— Ну, это такая железная штуковина, которая держит под потолком над сценой осветительные приборы. К штанкету крепятся части декораций, иногда занавес. И он свободно ходит между сценой и колосниками, вверх-вниз, но, конечно, не сам по себе, им управляет особый механизм, и, чтобы штанкет рухнул вниз, надо было привести в действие этот механизм…
— Значит, кто-то хотел таким образом свести с ней счеты? — закусив пухлую нижнюю губу, покачала головой Света. — И кому же она могла мешать, такая маленькая?!
Глеб усмехнулся:
— Маленькая-то маленькая, но в кулуарах ее называют «железной леди». Ярко выраженный характер лидера, которому позавидует любой мужчина.
— Это хорошо, — обрадовалась Света. — Знаете, это просто замечательно! Такие характеры, как правило, одерживают победу… здесь, в нашем отделении. У нас ведь простых случаев не бывает. Сплошная рукопашная. Кто кого. Мы, конечно, очень помогаем, но наступает решающий миг, когда организм сам… И вот тогда так нужны характер и воля.
— Спасибо, Света, — благодарно произнес Глеб. — Спасибо за помощь и поддержку. А вот что вас привело сюда, в это трудное, жестокое дело, такую маленькую?
Света довольно рассмеялась и, слегка кокетничая с Глебом, таинственным шепотом сообщила:
— Я ведь тоже хоть и маленькая, но жутко волевая. Вот закончу институт, буду врачом-реаниматором, и тогда уж многие вопросы в отделении смогу решать сама. — Она серьезно поглядела Глебу прямо в глаза и твердо сказала: — Таких, как вы, буду пускать к самым тяжелым.
— А почему? — удивился Глеб.
— У вас… душа нежная… а значит, легкая, проникающая в биополе другого человека. Вы вреда причинить не можете тому, кто без сознания. Наоборот…
— Откуда вы про меня это знаете? — удивился Глеб той безапелляционной уверенности, с которой Света ставила ему диагноз.
— А у меня с детства способности такие. Ко мне даже родители прислушивались, когда я совсем ребенком была. И с запахами тоже… с детства. К нам приехал знакомый из другого города, и я не могла находиться с ним в одной комнате — я чувствовала, как от него исходит тяжелый, чуть сладковатый тошнотворный запах. Я буквально теряла сознание от этого запаха. Никто ничего не чувствовал, одна я. А потом покрылась сыпью. Врачи не понимали, что это за аллергическая реакция, а я-то точно знала, что это от запаха. В результате этот знакомый обокрал моих родителей и смылся. Так его и не нашли. А потом в Сочи… Мы с мамой познакомились на пляже с одной мадам, она отдыхала с дочкой. И меня сразу стало выворачивать от этого уже знакомого запаха, и на следующий день — опять сыпь. Оказалось, что девочка той мадам совсем не дочь, она украла ее для каких-то преступных целей, а когда девочка хотела сбежать — убила ее в гостинице…
Глеб потрясенно смотрел на Свету.
— Мною даже занимались исследователи из института судебной медицины. Но я ищейкой на запах работать не собираюсь — у меня в жизни другие цели и задачи.
— И… часто вас преследует этот ваш… запах?
— Естественно, в толпе я ничего такого не чувствую. Только в общении, когда начинается информационно-энергетический обмен.
— Но вы же феномен! — искренне вырвалось у Глеба.
— Я знаю. Меня же изучали, я говорила. — Света помолчала и грустно добавила: — Не очень-то это приятный дар. Если честно, то весьма обременительный… Ладно, идите… за своей музыкой, — Света толкнула Глеба к выходу. — Если сегодня не разрешат, можете магнитофон в сестринской до завтра оставить.
Во дворе Глеб столкнулся с Севкой, на всех парусах мчавшимся к больнице.
— Мне сказали по телефону, что ей лучше. Мне необходимо видеть ее!
— К ней не пускают, — остановил его Глеб. — Она пришла в себя, но сейчас спит.
— Должны пустить! — Севка нервным движением сдернул шерстяную шапку. — Мне на несколько секунд. Поймите, мне нужно от нее услышать только одно слово.
Глеб вздохнул.
— Попытайся, Сева, — сочувственно проговорил он. — Я ничем не могу помочь — меня самого только что оттуда выпроводили. Но учти — Алену нельзя волновать, нельзя утомлять… Это на твоей совести.