Актриса
Шрифт:
— Эта вещь принадлежала семье Оболенских, и Нина Николаевна перед смертью поручила мне найти ее сестру и передать ей это.
Алена открыла футляр и, восхищенно ахнув, продемонстрировала всем сияющий на старинной броши изумруд, обрамленный бриллиантовой россыпью.
— Думаю, она сама с великой радостью вручила бы его вам, Алена, в день вашей свадьбы… Пусть я буду ее посланником. Уверена, души наших дорогих ушедших сестер Оболенских незримо, невидимо присутствуют здесь, на вашем торжестве, и молятся за ваше счастье. Пусть эта вещь иногда напоминает вам о том, как подчас
Госпожа Кохановская опустилась на стул и, закрыв ладонями лицо, беззвучно зарыдала.
После Алениной свадьбы Петр попытался дать ей почувствовать всю свою горечь по поводу этого так скоропалительно состоявшегося мероприятия.
— Могла бы, между прочим, предупредить. А то выгляжу, как дурак. Все в курсе, кроме меня. А мы с тобой… не так уж чтобы совсем чужие люди, — пробурчал он, целуя Алену в висок и невнятно присовокупляя свое поздравление.
— А я предпочитаю избегать лишних слов там, где и так все понятно. Будет неправдой, если ты скажешь, что тебе больше по душе путаница в словах, чем затянувшаяся пауза. Пусть даже непозволительно затянувшаяся. — И Алена тихо добавила: — Надо быть честнее в отношениях, Петр. Когда тебе врут, через эту боль теряешь достоинство…
Петр шумно выдохнул и спросил:
— Я так понимаю, свою новую пьесу я могу тебе не показывать?
— Это отчего же? — удивилась Алена. — У меня на твоих опусах рука набита. Приноси, почитаю.
— А может, как прежде, мне самому почитать тебе? Как-то привычней.
— Можно и так, — согласилась Алена, — только вот «Бесприданницу» и «Укрощение строптивой» закончу…
Последний прогон «Бесприданницы» с новой актрисой подходил к концу.
Работа была чрезвычайно сложной и для Ольги, и для Алены. Одно дело — сыграть на показе маленький отрывок из «Трех сестер», пусть эмоционально-насыщенный, но совсем короткий — эдакий всплеск чувства, темперамента, страсти, другое дело — за три часа прожить горькую судьбу Ларисы. Для благополучного юного создания, которое являла собой очень одаренная Ольга Соцкая, это было чрезвычайно сложной пробой, но в конце концов к этому и сводится смысл профессии — уметь интуитивно, чувственно постичь то, что никогда не довелось пережить в собственной жизни.
Неожиданно «помог» Петр Сиволапов, в очередной раз продемонстрировав роковое мужское начало для молодых актрис. Он сидел на многих репетициях «Столичной штучки», иногда Алена предоставляла ему право голоса, и тогда он, красивый, рослый, синеглазый, с волнующим взглядом и полнейшим отсутствием комплексов, дружески обнимая за плечи Ольгу, высказывал свои пожелания и советы. Несколько раз Алена видела их выходящими вдвоем из театра и неоднократно ловила настороженный взгляд Нины Евгеньевны Ковалевой, все чаще забегающей в зал якобы по неотложным производственным вопросам.
На сегодняшний прогон пришла Инга. Она очень редко бывала в театре и Ольгу Соцкую видела едва ли один раз — на премьере «Столичной штучки». Инга вошла в зал в тот момент, когда Алена делала актерам последние наставления, и, чтобы не мешать, опустилась в кресло у двери.
Ольга вздрогнула при ее появлении, и по лицу промелькнула боль и досада.
— Ты меня слушаешь, Оля? — мгновенно попыталась сконцентрировать внимание актрисы Алена, но по ее нервным напряженным реакциям поняла, что Сиволапов уже глубоко зазернился в ее сердце. — Итак, начнем. Забудь все, что я тебе говорила. Живи тем, что чувствуешь, — прогудела Алена и с раздражением отметила просочившуюся в зал Мальвину со знакомой, плотоядной улыбкой на ярких губах.
«Эта уже тут как тут. Сейчас подсядет к Инге, и пошло-поехало…»
Алена усилием воли заставила себя отключиться от всего, что вокруг, зажгла настольную лампу на режиссерском столике, придвинула бумагу и ручку.
«Эффект присутствия Инги» сотворил в актерской природе Ольги Соцкой предполагаемый Аленой переход в новое качество. Но то, что она явила присутствующим в зале, оказалось воистину чудом. Живая боль и страстная, отчаянная, граничащая с безумием жажда ответного чувства вытеснили инфантилизм и ту приблизительность осознания отвергнутости, с которыми так боролась на репетициях Алена…
Гневная, отвергнутая, но не униженная — такой предстала перед Карандышевым в финале Лариса. Ее зеленые глаза были переполнены таким натиском самых противоречивых чувств, таким сердечным брожением и мольбой хоть как-то спасти ее от невыносимости страдания и боли, что вместе с выстрелом Карандышева, казалось, с облегчением вздохнули все зрители.
«Милый мой, какое благодеяние вы для меня сделали! Пистолет сюда, сюда, на стол! Это я сама… сама… Ах, какое благодеяние…»
Боковым зрением Алена заметила присевшую рядом с ней крайне растерянную Ковалеву.
Уже понимая, что Ольга выдержала экзамен на пятерку, Алена повернулась к Нине Евгеньевне и спросила шепотом:
— Что-то случилось?
Та обескураженно покрутила головой и так же шепотом ответила:
— У нашей новой вахтерши, у Шаховской, отыскалась какая-то неучтенная внучка в Австрии. Она от радости сама не своя. Ожидает ее приезда со дня на день… Что будем делать?
— Если окажется, что ее зовут Ева, — угрожающе прогудела Алена, — я подам заявление об уходе. — И, протерев запотевшие стекла очков, нагнулась к микрофону: — Маша, занавес!..
Внимание!
Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.
После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.
Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.