Актриса
Шрифт:
— Какая прелесть! Спасибо! — довольно сказала Алена. — Очень кстати. Я ведь жуткая мерзлячка, буду теперь в него кутаться и вас вспоминать.
— Кутаться не придется, — Маша достала такого же небесного цвета махровый халат. — А вот это — чтобы ноги были в тепле, — и присоединила к халату теплые банные шлепанцы.
Глеб, стоя у окна, с улыбкой наблюдал, как радовалась подаркам Алена. Вчера он принес маленькую пушистую елку и целую коробку елочных украшений, и они весь вечер убирали палату. Алена была очень возбуждена, на ее бледном лице наконец-то проступил румянец, она сама распределила на елке игрушки, смеялась, шутила, но
— Только, пожалуйста, не преодолевай ничего. Если плохо или болит — я позову врача…
Алена отняла от лица руки. Ее сухие отстраненные глаза были устремлены сквозь Глеба, смотрели жестко и конкретно, словно перед ее мысленным взглядом вновь прокручивались события последних месяцев.
— Севка… — горестно прошептали ее губы.
— Михал Михалычу разрешили свидание с ним, ты же знаешь, — попытался успокоить ее Глеб, но Алена так же горестно покачала головой:
— Мне необходимо добиваться свидания с ним. Он успокоится, только если я приду к нему. Ах, как все жестоко…
Глеб осторожно дотронулся до ее руки, Алена вздрогнула и прерывисто вздохнула:
— Все! Решили же ничего не обсуждать, пока не соберемся все вместе в театре!
…Следом за Дедом Морозом и Снегурочкой в палату вошли Нина Евгеньевна Ковалева и Валерий Гладышев. Опять начались поздравления, вручение подарков, пожелания скорейшей выписки из больницы и, главное, возвращения в театр.
— Алена Владимировна, в качестве еще одного новогоднего подарка и в знак моей нежной к вам привязанности я совершил невероятное. — Гладышев самодовольно усмехнулся. — Сегодня с утра я посетил Женьку Трембич — она же после воспаления легких все еще на бюллетене. Подарил ей обалденный бальзам для волос — она уверяла, что я ей полхвоста выдрал, вот пусть восстанавливает, — ну и заключил мировую. Она, правда, поначалу хотела спустить меня с лестницы, но дело кончилось тем, что мы с ней даже выпили за ваше здоровье по рюмочке ликера. У нее, конечно, с нервами сильно не в порядке. Все время говорит об Энекен, о Кате… Начинает плакать… А действительно, почему никто из нас не имеет права узнать обо всем? Какими-то урывками доходят слухи… Следователь не больно-то разговорчив. Задает странные вопросы типа: «В каких отношениях, на ваш взгляд, находилась ваш режиссер Алена Позднякова с Екатериной Воробьевой? А с реквизитором Всеволодом Киреевым?»
— Ну все, Валера, мы же пришли поздравлять с Новым годом! — прервала Гладышева Нина Евгеньевна. — Вообще-то вас сегодня намерена посетить вся труппа, но врач предупредил, что визиты будут ограничены. Так что нам повезло.
— Какой спектакль поставлен на вечер? — поинтересовалась Алена.
— «Сирано». А завтра вечером — «Сон в летнюю ночь».
— А что же теперь с «Двенадцатой ночью», Алена Владимировна? — подал голос Гладышев.
Все молча переглянулись, словно он опять вторгся в запретную область. Но Алена отнеслась к его вопросу неожиданно эмоционально:
— Безусловно, как только смогу работать — начнем репетировать. Уж сколько я, лежа на этой кровати, прокрутила возможностей использования всех доступных театру приемов. Это должен быть спектакль-фейерверк, спектакль-праздник…
Гладышев снова открыл рот, но все присутствующие, предвидя назревший в нем вопрос, одновременно заговорили о разном, чтобы снять тему Кати Воробьевой. Врач настоятельно просил не поднимать до выписки никаких «больных» вопросов.
От Алены конечно же не укрылась эта игра, но она сделала вид, что ничего не заметила. Пусть до поры до времени коллеги пребывают в заблуждении…
Правда, неделю назад Ковалева все-таки нарушила правила игры. Не зная, куда девать руки, запинаясь от волнения, путая слова, она объяснила ситуацию с Сиволаповым, пребывающим из-за запонки на нелегальном положении. Алена неопределенно хмыкнула, прослушав историю с запонкой, найденной на колосниках, сообщила, что следователь, дважды посетивший ее, к сожалению, уходил ни с чем… ей становилось плохо, как только он пытался вернуть ее память к происшедшему в театре… Но она постарается хоть чем-то облегчить участь Сиволапова. Потом она вдруг развеселилась и, озорно глядя на Ковалеву, сказала:
— Ничего трагического в таком положении не вижу. Он действительно не виноват… а своей изоляции от мира должен радоваться — пусть сидит в тиши и творит. Для писателя уединение — высшее благо.
Алена позвонила Ковалевой буквально на следующий день и сказала, что пусть уж Петр потомится еще недельку-другую, ее выпишут сразу после Нового года, она даст следствию необходимые показания, и он будет свободен. Нина Евгеньевна не удержалась:
— Но ведь, насколько я знаю, он пока единственный подозреваемый… только эти улики свидетельствуют о том, что он покушался на вашу жизнь. Нужна другая версия…
— Будет вам другая версия, Нина Евгеньевна, — жестко закончила разговор Алена.
…Тактично выпроводив всех посетителей, Алена и Глеб остались вдвоем. Уже смеркалось, и Глеб зажег на елке разноцветные фонарики. За окном по-прежнему огромными хлопьями валил снег. Своей пушистой густой метелью он изолировал палату от внешнего мира, словно опустил белый занавес и скрыл жизнь этих двоих от любопытствующих глаз зрителей.
— Как ты доберешься под таким снегопадом? — тихо спросила Алена, теребя за уши розового плюшевого поросенка.
— Я бы хотел встретить Новый год с тобой.
— А Люся?
— Люся сегодня не одна.
Алена изумленно посмотрела на него, и он тут же ответил на ее немой вопрос:
— Сегодня утром из Парижа прилетела ее дочь… Ольга… Я не мог не сообщить им, что состоялась операция, хотя Люся этому очень сопротивлялась… Короче, Ольга будет встречать с Люськой Новый год, и самое интересное, мне показалось, что она вообще не хочет возвращаться в Париж.
— Господи! Глеб, Он услышал твои молитвы! — воскликнула Малышка, и ее низкий взволнованный голос прозвучал трагически-надломленно. На глазах Алены показались слезы, и она, сдернув очки, беспомощным близоруким взглядом окинула тумбочку в поисках платка. — Извини… Когда мне хорошо, всегда становится ужасно нервно…
Глеб промокнул глаза Малышки, сел рядом с ней на кровать и сказал:
— Это один сюрприз. Есть еще второй…
— Закрыть глаза и открыть рот? — серьезно спросила Алена.
— Наоборот. Рот закрыть, а глаза открыть как можно шире.
Алена поспешно водрузила на нос очки и вопросительно уставилась на Глеба.
Он полез в нагрудный карман пиджака и, вытащив оттуда продолговатый плотный конверт, положил его на колени Алене.
— Что это?
— Посмотри.
Алена подошла с конвертом к елке, чтобы при свете фонариков было виднее.