Аку-аку
Шрифт:
Я принялся втолковывать ему, что этого ни в коем случае не надо делать, можно испортить изделие.
И тут дон Педро проговорился: как же так, отец специально просил его мыть камни!
— А ты сдувай пыль, и все, — посоветовал я. — Тогда камень не будет истираться.
Бургомистр одобрил эту идею и сказал, что поделится моим советом с другими. Но его беспокоило, что в поры застывшей лавы могут проникнуть личинки насекомых и мелкие корешки. В пещерах, которые остались без присмотра, из-за этого потрескалось и пропало много скульптур. Забыв про свою осторожность, бургомистр рассказал, что моет все свои фигуры каждый месяц. Я слушал с каменным лицом, и он совсем разоткровенничался.
Я узнал, что на чистку всех камней у него уходит пятнадцать ночей,
Бургомистр получил все, о чем просил, но ничего не произошло. А тут наступил шестнадцатый день работ со статуей — еще немного, и великан станет на место. Была середина февраля, время ежегодного визита с материка, губернатору уже сообщили по радио, что на Пасхи вышел военный корабль «Пинто», и «длинноухие» страшно торопились.
Бургомистр мечтал вовремя управиться с подъемом, чтобы командир корабля своими глазами увидел стоящего на стене идола, — ведь он, прибыв на остров, автоматически становился высшим представителем власти на Пасхи, и дон Педро надеялся, что капитан «Пинто» доложит о нем что-нибудь лестное президенту Чили.
На шестнадцатый день работ бургомистру понадобился канат, чтобы с одной стороны тянуть, с другой удерживать статую. И так как все наши веревки были заняты на раскопках в разных концах острова, мы вечером поехали на джипе к губернатору в надежде раздобыть канат. А губернатор встретил нас известием, что «Пинто» ожидается завтра, ведь уже десять суток как судно вышло из Чили. Бургомистр расстроился. Значит, он не поспеет со статуей… Как только придет корабль, всех поставят на погрузку шерсти и выгрузку муки, сахара и прочих припасов на год. Да, как ни жаль, подтвердил губернатор, «длинноухим» и всем остальным, кого мы наняли, придется прервать работы и завтра явиться к нему.
Обескураженные, мы проехали через деревню к патеру Себастиану, чтобы сообщить о ходе событий. Я шепнул ему, что все мои попытки проникнуть в родовую пещеру пока остаются безуспешными, хотя на борту нашего судна собралась уже целая коллекция необычных скульптур.
Еще по пути к патеру бургомистр вдруг предложил, чтобы каждый из нас мысленно обратился к своему аку-аку: пусть задержат «Пинто» хотя бы на один день, тогда он успеет поднять идола. И он погрузился в благоговейное молчание, сидя на инструментальном ящике между мной и фотографом и судорожно цепляясь за сиденья, чтобы не разбить голову о потолок, когда нас бросало на ухабах.
После визита к патеру Себастиану нам предстояло опять проехать через всю деревню, затем свернуть на колею в сторону Анакены. На самом повороте мы увидели в свете фар губернатора и рядом с ним на земле здоровенную бухту каната. Пришла новая радиограмма: «Пинто» будет только послезавтра.
Я откинулся на спинку сиденья, сдерживая смех. Фотограф прыснул, нагнувшись над баранкой. Ведь это надо же — какое странное совпадение! А бургомистр воспринял все как должное.
— Вот видишь, — тихонько сказал он мне.
Я
На деле оказалось, что «длинноухим» нужно два дня, а не один для завершения подъема, так что из замечательного плана дона Педро ничего но вышло. Но тогда он не мог этого знать и громко восхищался могуществом наших объединенных аку-аку, причем главная роль явно отводилась моему аку-аку, потому что бургомистр по собственному почину начал нашептывать мне про удивительные вещи, хранящиеся в его пещерах. Никогда еще, ни разу он не выносил ничего из унаследованных сокровищ, теперь же собственный, аку-аку упорно подбивает его на это…
И вот семнадцатый день. Сегодня идол должен встать на пьедестал. Появилась, как я уже говорил, седая бабка и выложила из камушков магический полукруг на плите, призванной быть основанием статуи. Затем она подошла ко мне и подарила большой, искусно сделанный и тщательно отполированный рыболовный крючок из черного камня. Дескать, она «нашла» этот крючок как раз сегодня — добрая примета.
Я впервые видел эту старуху. Маленькая, тщедушная, сутулая, но за морщинами угадывалось некогда красивое, благородное лицо, а глаза сверкали умом. Бургомистр шепотом сказал мне, что это сестра его отца, последняя, остальные умерли. Ее имя Виктория, но она предпочитает называться Таху-таху, что означает «колдовство». Всю ночь она плясала перед пещерой «длинноухих», чтобы им сопутствовало счастье и великан не сорвался со стены, становясь на плиту. Великан не упал, но и не стал на место. Оставалась самая малость, завтра он выпрямился бы во весь рост, но назавтра всем надлежало быть в деревне по случаю главной сенсации года — прибытия военного корабля. Так что истукан встретил командира корабля в наклонном положении, уткнувшись носом в каменную насыпь.
А пока лагерь на ночь опустел, остался только сторож, мы же все отправились на борт экспедиционного судна, чтобы на рассвете выйти в море и эскортировать военный корабль до залива Хангароа. Пасхальцы не привыкли к такому оживлению в океане. Обычно лишь голая паутинка горизонта разделяла два голубых ноля. Завтра утром на паутинке будут висеть муха и комар, а затем два корабля вместе бросят якорь около деревни.
Кстати, в эти дни умы пасхальцев занимало еще одно судно — не стальное и не бронированное, а связанное ими из золотистого пресноводного камыша и спущенное на воду в Анакене. Теперь эта лодка лежала у нас на палубе, сверкая в солнечных лучах. Ее построили в виде эксперимента, но, оказавшись на воде, она пополнила череду пасхальских тайн.
Началось с того, что Эд, ползая между каменными плитами в развалинах Оронго, обнаружил неизвестные ранее стенные росписи. Особенно нас поразили плачущие глаза, типичные для индейского искусства, и нарисованные на потолке серповидные лодки с мачтой. На одной из лодок были показаны поперечные крепления и большой прямой парус.
Давно известно, что древние пасхальцы вязали из камыша характерные одно— и двухместные лодки, такие же, какими в незапамятные времена пользовались инки и их предшественники в перуанском приморье. Но никто не слыхал, чтобы на Пасхи в прошлом делали парусные суда! Меля это особенно заинтересовало, ведь я плавал на озере Титикака на камышовых лодках, которыми управляли горные индейцы с плато Тиауапако, известного своими древними развалинами. Отличные суда, скороходные и удивительно грузоемкие. В эпоху великих географических открытий перуанцы выходили на больших камышовых судах в открытое море. Рисунки на сосудах доинкской поры показывают, что представители древних культур этой области делали из камыша настоящие корабли, подобно тому как египтяне вязали суда из папируса. Плоты из бальсовых бревен и лодки из камыша непотопляемы, и народы Перу предпочитали их для всех морских перевозок. Я знал также, что камышовые лодки могут месяцами держаться на воде. Одна такая лодка с озера Титикака, которую мои перуанские друзья доставили в приморье, скользила, как лебедь, через волны Тихого океана, причем шла вдвое быстрее бальсового плота.