Аку-аку
Шрифт:
— Кто их сделал? — спросил я.
— Я, — апатично ответил парень.
— Ты?! Да ведь они старые, мхом поросли.
Парень промолчал; казалось, он сейчас расплачется. Потом он взял себя в руки и сказал, что проведал, где вход в пещеру деда, но отец ничего не должен об этом знать, не то он его поколотит.
Я надавал парню подарков для него самого и для его отца, и он отправился домой предельно счастливый. Видимо, ему попался чей-то беспризорный тайник. Это был наш первый и последний разговор с ним.
Резчики оставались в лагере, пока не начало смеркаться, потом кавалькада двинулась обратно в деревню. Не успели они скрыться, как с горы спустился всадник. Привязав коня, он вошел в мою палатку. Это был Хуан Колдун. У него был страшно озабоченный вид, он обнял меня, назвал братом. И очень серьезно предупредил, чтобы я больше ни у кого не брал камней, они принесут мне несчастье. Что мной получено, то получено, все в порядке, но теперь хватит, я не должен принимать больше ни одной скульптуры. Его аку-аку все известно, что делается в деревне. Если я еще возьму у кого-нибудь хоть одну фигуру, он об этом узнает. Ради нашего братства я обязан выполнить его просьбу, не то не видать мне его второй пещеры, с ипу маенго. А чтобы я не забыл его слов, Хуан отдал мне чудесную скульптуру из второй пещеры — камышовую лодку с двумя парусами и головой на носу. Он говорил так искренно и так озабоченно, что я понял: он проведал что-то такое, о чем не мог мне сказать.
Изложив свою странную просьбу, Хуан Колдун снова сел на коня и исчез в ночи.
А вскоре на колее, которую джип проложил из деревни в наш лагерь, показались два всадника. Приехала молодая пара, едва ли не самые тихие и скромные среди знакомых нам пасхальцев. Моисей Секундо Туки — один из моих лучших рабочих и его жена Роза Паоа, такая же простодушная и бесхитростная, как муж.
Мы с ними никогда но говорили о пещерах, поэтому я немало удивился, когда они осторожно сняли с одного коня тяжелый мешок и сказали, что хотят показать его содержимое мне наедине. И вот на моей кровати лежат в ряд семнадцать диковинных каменных скульптур, в том числе несколько чрезвычайно своеобразных. Больше всего меня заинтересовала женщина, несущая на спине большую рыбу на веревке, — мотив, типичный для керамических изделий из древних могил в пустынях Перу.
Роза прямо и откровенно ответила на все мои вопросы. Скульптуры дал ей отец, — его зовут Симой, он «короткоухий» из рода Нгарути, — чтобы она что-нибудь выменяла у меня. Ему они достались от прадеда, его имени она не знает. Зато она знает, что скульптуры хранились в тайнике, в обрыве возле Оронго, а называется эта пещера Мата те Паина, «Глаз Соломенного Идола». Там же хранит свои скульптуры другой род, но после смерти Марты Хаоа их никто не мыл.
Как ни хотелось мне приобрести эти замечательные скульптуры, я решил, что осторожность не помешает. Уж очень настойчиво предупреждал меня Хуан Колдун. Кто знает — может быть, он притаился и следит за мной? Ведь что-то заставило его поспешить ко мне ночью. Однако и камни упускать было жалко, поэтому я сказал супругам, что мой аку-аку не советует мне брать камни сегодня, но не исключено, что потом он передумает. Пусть спрячут мешок получше и придут с ним ко мне в день отплытия экспедиции.
Такой ответ их явно огорчил и озадачил. Они молча смотрели на меня, будто два оживших вопросительных знака. Тогда я в знак дружбы вручил им подарки, они поблагодарили, уложили свое имущество в мешок и тихо вышли к ожидающим коням.
Я почесал в затылке, пытаясь сообразить, что же все-таки происходит? Потом погасил фонарь — надо было хоть немного поспать, прежде чем отправляться на встречу с бургомистром.
Только я задремал, как пришел фотограф и доложил, что джип готов. С Биллом было условлено, что мы подберем его в деревне, но из лагеря с нами еще поехал штурман, тоже по секретным делам. Один старик-пасхалец рассказал мне, что знает пещеру, где лежит человеческая голова с рыжими волосами. Сам он не смел к ней прикоснуться, но был готов показать тайник человеку, который не побоится проделать ночью небольшой заплыв, Такой человек нашелся — штурман Санне.
А ведь бургомистр тоже как-то раз говорил про такую голову. Может быть, в некоторых тайниках хранятся высушенные головы?.. Ухабы вытряхивали из нас сон; будто облака пыли обтекали машину стада белых овец. Скоро мы получим ответ на наши вопросы…
Было далеко за полночь, когда к дому Таху-таху крадучись подошел маленький отряд из шести человек: бургомистр, его двоюродный брат и рыжеволосый сын, а также Билл, фотограф и я. На каменной осыпи пониже домика я уловил знакомый запах изжаренной в земляной печи курицы. И вот уже мы сидим в кружок на корточках и уписываем угощение; мне достался первый кусок — гузка. Я уже хорошо освоился с ритуалом уму такапу, и надо сказать, что он еще никогда не проходил так непринужденно, как в эту ночь, Пасхальцы ни капли не нервничали, а бургомистр чуть ли не с театральным апломбом уписывал курицу и швырял аку-аку кости так небрежно, будто вокруг нас стояли изголодавшиеся псы. После еды дон Педро отошел в сторонку и покурил, потом вернулся и учтиво предложил идти в пещеру,
Но на сей раз до входа было не несколько шагов. Просто удивительно, сколько нам пришлось идти от места ритуала до тайника. Мы карабкались через стены, ковыляли через усеянное камнями поле, шли по извилистым тропкам. Так продолжалось минут десять, не меньше, и мы изрядно удалились от земляной печи, когда бургомистр наконец остановился. Перед нами была осыпь: внимательно приглядевшись, мы без особого труда приметили в середине перевернутые кем-то камни.
Бургомистр предложил мне достать из сумки «ключ» и попробовать с его помощью отыскать вход. Когда я его найду, надо трижды прокричать, что я «длинноухий» из Норвегии и пусть ворота откроются.
Держа в руках свиное рыло, будто миноискатель, я подошел прямо к осыпи, направил его на подозрительные камни и произнес магические слова, подсказанные бургомистром. Затем отвалил в сторону груду камней и полез ногами вперед в шахту, уходящую в недра острова Пасхи.
Одолев шахту, я стал осторожно выпрямляться в кромешном мраке. Вдруг меня что-то больно ударило по голове. Я не свод боднул, а что-то другое — и это «что-то» подалось от удара… Здесь кто-то есть кроме меня! В ту же секунду я нырком ушел в сторону и включил фонарик. Так и есть — в луче света мелькнул движущийся предмет! Но что за напасть: перед моими глазами была огромная хищная птица с изогнутым клювом и распростертыми крыльями, а на спине у ней лежала мертвая голова. Каменная птица была подвешена к своду на веревочке и продолжала медленно раскачиваться после столкновения с моей головой. Но что-то она подозрительно светлая и новая, никак не похоже, чтобы она висела здесь со времен Оророины… Да и веревочка тоже новая.
Я посветил по сторонам. Пещера была совсем небольшая. На земляном полу расстелены три камышовые циновки, на них параллельными рядами лежат круглые плоские камни, а на камнях высечены увеличенные знаки письменности ронго-ронго. Еще на каждой циновке лежало по «сторожу» — маленькие головы с острой бородкой. Нетрудно было сообразить, что не отсюда были взяты те скульптуры, которые мне раньше приносил бургомистр. Только два предмета выделялись: кораблик с парусом и большая каменная чаша. Искусно изготовленные, они тем не менее, как и птица под сводом, выглядели совсем новыми.
Я заглянул в чашу. В ней лежало одиннадцать маленьких прядей человеческих волос, большинство — рыжие, но были и другие оттенки, вплоть до черных. Каждая прядь аккуратно перевязана лубяной нитью. Но волосы были не сухие и тусклые, как на старых мумиях; свежий блеск говорил, что они недавно отрезаны у живых людей.
Так окончательно утвердилось подозрение, зародившееся у меня при виде птицы под сводом. Скульптуры в этой пещере не старинные. Они сделаны теперь. Весь тайник — мистификация. Нас провели! Так вот о чем меня предупреждал Хуан Колдун… Скорей выбираться отсюда!