Акулья хватка (сборник)
Шрифт:
– Скажи, Грэмер, как ты думаешь, вырезать мне свое имя на её животе?
Оба рассмеялись, зайдясь в восторге.
– Так республика Пунта де Флеча узнает, кого почитать настоящим художником.
Может, если бы они не смеялись так. Если бы О'Брайен не говорил о вырезанном на теле имени. Если бы Грэмер, человек в тени, не смеялся так громко, у Джейсона не появилась бы необходимая сила. Стук в висках от напряжения и ненависть, усиленная смехом этой парочки, помогли Джейсону разорвать ремень на правой руке. Он наполовину освободился, и не успел О'Брайен шевельнуться, как рука молниеносно схватила его за горло, сдавливая изо всех сил.
Привязанный за левую руку, Джейсон подтащил О'Брайена ближе, игнорируя все и сосредоточенно выдавливая из коротышки жизнь.
Инстинктивно О'Брайен схватил нож и вонзил в живот Джейсону. Но боль не имела значения, как и старые желудочные боли. Язык О'Брайена вывалился, глаза вылезли из орбит, он ткнул ножом еще, но скользнул по ребрам, только содрав кожу. Безобразно, но не серьезно. Грэмер огибал стол, но Джейсон толкнул О'Брайена, и Грэмер отлетел к стене.
Лицо человечка побагровело, у него оставалось несколько секунд жизни, и он ударил ножом по привязанной руке.
Джейсон заметил движение и рванул О'Брайена вбок. Нож просвистел в сантиметре, но маневр вывел Джейсона из равновесия, и он начал падать обратно на стул.
Отчаянным усилием О'Брайен оторвал душащие пальцы от горла и отскочил, пихнув стол на Грэмера. Тело девушки так и было привязано к столу, и задыхающийся О'Брайен упал на него, образовав кучу-малу.
Наполовину на стуле, наполовину на полу, Джейсон сквозь туман наблюдал за этим, и когда дыхание капитана восстановилось, Джейсон признал полное поражение. Действительно, впервые его победили, и он выругался, проваливаясь в темноту. Выругался, потому что не смог забрать с собой О'Брайена. Короткое богохульство - и пустота.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Туман был так густ, что сначала Джейсон ничего не видел. Он попытался сбросить его, но не мог пошевелиться. Сквозь туман он увидел, что его руки держали металлические змеи. Сверкающие серебряные животные обвились вокруг запястий, а по бокам были железные перекладины. То же на ногах, а живот пересекали какие-то белые плоские черви. Они будто пробовали воздух красными язычками и искали, где лучше начать есть его тело. Внезапная боль в желудке, и Джейсон беспомощно смотрел, как огромный червяк въелся в кожу, блестя глазами. Поменьше, над большим, тоже пировал.
Потом из тумана медленно выступили две фигуры, но они были слишком далеко и остались расплывчатыми контурами. Неясными, словно неумелый художник набросал их, но не сумел нормально закрасить. Только пустые контуры, низкий и высокий. А змеи продолжали есть.
– Очнись, Лопес.
Раскат голоса из меньшей безротой фигуры, её голова вибрировала от каждого слова.
– Лопес, очнись!
Джейсон недоумевал, кто такой Лопес, когда одна из фигур подошла и слегка его ударила.
– Проклятье, Лопес, очнись!
Знакомый голос, но он отступал и сливался с фигурой, и Джейсон не смог вспомнить его. Он вместе с контуром растворялся в тумане до неразличимости, и Джейсон забыл о формах и голосах и смотрел на змей.
Вдруг набросок вернулся и ударил Джейсона в живот, взметнув грибообразное облако оттуда, где вгрызались черви. Жестокое жжение с болью как опахало сдули мглу, контуры обрели цвет, черты и выражения. Черты О'Брайена и мужчины, которого Джейсон раньше не видел.
Увидел О'Брайена, Джейсон сморщился и попытался достать его. Но он был прикреплен к кровати, как бабочка в коллекции.
– Ты прикован к кровати, Лопес. По рукам и ногам, и ты не сможешь шелохнуться без того, чтобы не растравить раны.
Для убедительности О'Брайен тронул его живот. Несильно. Легкое прикосновение. Но у Джейсона выступили слезы.
– Нет, Лопес, ты слишком важен для меня, чтобы позволить тебе сдохнуть.
– О'Брайен хихикнул. Он наслаждался собой.
– Ты мой билет наверх, и я никак не позволю тебе сбежать. Сейчас, Лопес, ты наиболее ценная вещь в моей жизни. Человек ЦРУ с новым оружием поведает миру, как собирался убить невинных борцов за свободу. Мое правительство искало предлога для разрыва отношений с твоей страной, и теперь он есть.
Пронзительный смех, О'Брайен подошел к кровати, нежно погладил волосы Джейсона и сказал:
– Ты прекрасная дорога вверх по лестнице, Лопес, и я о тебе буду очень заботиться.
Он наклонился и заглянул в глаза Джейсону, но лицо его казалось в милях отсюда.
– Правильно, красавчик, - прошептал он, - храни эту ненависть горящей внутри. Чем больше ты ненавидишь, тем ты привлекательнее. И убедительнее для иностранных газетчиков. Никто о тебе ещё не знает, но скоро ты станешь одним из самых знаменитых людей во всем мире. Скоро ты сделаешь и меня таким же знаменитым, рассказав все-все о ЦРУ и террактах. Ты сделаешь это для меня, разве не так, любимый?
О'Брайен нагнулся для поцелуя, и когда их губы почти соприкоснулись, Джейсон вцепился в изящный маленький нос зубами, размалывая и кусая его, как только мог.
Взвизгнув, как женщина, О'Брайен рефлекторно отдернул голову, но это движение только помогло коренным и резцам войти глубже.
Джейсон подавился кровью, но держал. Снова взвизгнув, О'Брайен схватил Джейсона за глотку, и этого было достаточно, чтобы тот разжал зубы, хватая воздух и давясь кровью.
Маленький капитан отпрянул со стонами, тряся руками и широко раскрытыми глазами глядя на кровь. Слезы текли из зажмуренных глаз, и он, трясясь, приказал другому мужчине осмотреть его рану. Оба исчезли из поля зрения, но Джейсон слышал звук воды и чего-то рвущегося липкого. Высокий утешал О'Брайена как ребенка, повторяя, что все будет хорошо. Он разве что не целовал капитана в носик.
– Это будет уродливо?
– прохныкал голос, и Джейсон улыбнулся. Робкий голос доходил даже сквозь горение в желудке, и Джейсон улыбнулся шире. Пожалуйста, доктор, скажите, я не буду уродлив?
Доктор несколько раз заверил, что раны поверхностные, всхлипы и гнусавое хныканье наконец затихли. И когда О'Брайен появился перед Джейсоном, его женский нос и часть щек были скрыты пластырем. Глаза капитана были дырами на лице. Глубокие черные точки, сверкающие огнем.
– Ты заплатишь за это!
– О'Брайен был слишком шокирован и глотал слова вместе со слезами. Он нежно поглаживал пластырь на лице, гневные точки загорелись снова, обжигая Джейсона ненавистью.