Аквариум. Рассказы

Мятлик Светлана

На улице потеплело, и метель засыпала все птичьи следы. Во дворе гуляет одинокий заснеженный дяденька с собакой и приделывает к нашему снеговику рожки. У кого-то в ванной тоненько и противно визжит кран: кто-то уже умывается, чистит зубы и готовится доесть вчерашнее угощение. Мои тоже скоро проснутся.

Я встаю с табуретки и потягиваюсь. Сейчас пойду в комнату, загляну под елку и найду там все, что я загадала. А может и не все: ведь мне досталась только половина яблока…

*******

Шшшшшшшшш… Все спят. Уставший Дед Мороз

мирно посапывает под зеленым пледом, на стуле рядом с кроватью висит его красная шуба и белая борода. Ему снятся детские лица, кто-то поет тонко и фальшиво, кто-то читает стихи и танцует. Из темноты сна выплывает огромное красное яблоко, которое он зачем-то подарил девчонке в рыжей шубе, которой не было в списке. Чтобы не плакала… Дед Мороз улыбается и поворачивается на другой бок…

Солдаты из волшебной пещеры тоже спят. Их руки до сих пор пахнут стружкой, а перед глазами кружатся кухонные доски, которые они выпиливали в школьной мастерской. Во сне мама просит солдат открыть баночку шпрот, ее новый фартук надет поверх нарядной шелковой блузки, а на голове еще не снятые пухлые бигуди…

Спит море в синем шарике. Оно угомонилось, посветлело, в нем отражается кривоватая рама и снежная сетка веток за окном. Желтая птица над волнами сонно машет крыльями…

И я сплю. На одеяле, под ладошкой, лежит калейдоскоп, ноги упираются в игрушечную плиту: кастрюльки и ковшички позвякивают, когда я ворочаюсь. Проигрыватель рассказывает какую-то сказку про двух братьев и сокровища, и сладкую далекую Персию… Шшшшшшшшшш… Еще немножко, еще чуть-чуть поспать…

Три сна

Сон первый

Каменные псы охотились за мной. Я видела, как они оживали: как вздрогнули их мускулистые тела, приросшие к колоннам, как куски желтоватой штукатурки отвалились от их морщинистых щёк. Псы пыхтели где-то совсем рядом, бежали, цокая лапами по полу, касаясь носами моих следов.

Нужно было спрятаться. Я кружилась в анфиладах комнат, расползавшихся в разные стороны, открывала двери на улицы и в новые, смешанные пространства, в дали которых угасало голубоватое небо.

В длинном мраморном саркофаге, похожем на ванну, кто-то есть. Бледный лысый человек живёт в его нефритовых водах, ворочается на дне, выпуская из большого рта стайки пузырей. Лысый хватает меня за руку, затягивает к себе, гладит по голове мокрой ладонью. Не бойся, не бойся, ныряй со мной, собаки тебя не найдут, почуют только меня… Он опускает мою голову в воду, я захлёбываюсь, а потом снова дышу, и мне так хорошо и спокойно в тёплой плещущей ванне. Лысый укрывает нас верблюжьим одеялом, а собаки тяжело дышат и ходят кругом, кругом, нюхая водяные лужицы. Лысый выпрыгивает из ванны и прогоняет собак, длинные руки его цепляются за скользкие края, костлявые лопатки выпячиваются, словно маленькие крылья.

Саркофаг уплывает от меня, уменьшается, деревенеет на глазах, и катится на колёсах в угол, чрезвычайно напоминая ящик с игрушками,

а я плачу, потому что нет больше рядом лысого человека, бросаюсь на старенький скрипучий диван, пытаясь спрятаться в скомканных простынях. Это мой знакомый диван, на нём я проспала всё своё детство, и тусклый свет из окна напротив, как всегда, меня тревожит. Собаки уже здесь, поблизости, может в соседней комнате, или на ближайшей улице, – рыщут, выискивают мой след. Большой чёрный кот вдруг прыгает мне на грудь, ухмыляется, вертит хитрой мордой, месит лапами одеяло возле самой шеи. Белоснежная грудка, круглые уши, кот просто огромен и очень тяжел… Не бойся, лежи тихо, собаки тебя не найдут, почуют только меня… Я слушаюсь, и вижу обеспокоенные глаза собак, обследующих растрёпанный краешек ковра.

На улице снежная буря, рыхлые холодные облака снега гонят собак прочь, накатываются на город, наваливаются на крыши гигантскими белыми кроликами, исправляя пространство, которое теперь становится округлым и мягким. Нутро дома застыло, превратившись в прозрачный зеленовато-медовый лёд, и если посмотреть в глубину, то дна не увидишь. На этом льду, в изящном резном кресле сидит Королева Бурь и смотрит на меня через янтарное стеклышко в форме звезды с разновеликими лучами. Я осторожно проскальзываю к ее креслу, ломая кое-где ледяную корочку и погружаясь в воду. Вот, держи, это мой подарок… Королева протягивает мне стеклышко, и я смотрю сквозь него на снег. Снег золотится и веселеет, плавится, освобождая улицы, выпуская дома – пухлые перила балконов сверкают новенькой позолотой. Королева довольно трясёт головой в зелёной шляпке, похожей на пружинку с листьями, и тонет вместе с креслом в растаявшем льду…

Сон второй

В городе, по правде сказать, совсем нет женихов. Если, конечно, не считать Лысого, живущего в ванне с водой, – но он, хоть симпатичен и храбр, слишком застенчив с дамами. Баюка – тот и вовсе кот, правда огромный и говорящий – я подозреваю, что он заколдованный принц, или, на худой конец, козопас – однако в его нынешнем состоянии вряд ли можно считать его подходящим женихом для Аделины. Оттого она ходит по улицам, печально склонив точеную головку, и её рыжие волосы струятся за ней шелестящим шлейфом.

Вот Аделина подходит к высокой башне и смотрит вверх. На коньке крыши скрипят на ветру два деревянных ангела – две ярко раскрашенные фигуры, прислонённые друг к другу спинами. Аделина вздыхает и начинает карабкаться на башню, цепляясь за многочисленные балкончики, торчащие из каменной кладки. Она упорно лезет по стене, иногда наступая на своё длинное оранжевое платье и отрывая от его подола клочки материи. Я лечу рядом с нею и слышу, как трещит платье, – а ведь меня нет… Сквозь перила очередного балкончика просовывает острую мордочку мышонок – я поспешно хватаю его рукой, боюсь, что он ускользнёт, – но он спокойно сидит в ладони, упираясь в мои пальцы острыми коготками.

Конец ознакомительного фрагмента.