Алабай
Шрифт:
— Да город тут сам вырастет. Деревня разрастается, за последний год только вдвое выросла. Новый народ считай, каждый день прибавляется. Дома строятся и строятся. Место удобное, тракт через село проходит торговый теперь. Дорогу поправили, теперь хоть грязи нет большой. Разбойников нет, тоже закончились, путь безопасный. А скоро ещё люди подтянутся, на вскидку — ещё домов двадцать, а то и больше построят, — ответил я, — Кстати, сладкие мои, я отлучусь по делам, сбегаю на охоту, что-то мяска свежего захотелось. Не скучайте тут без меня.
— Так есть же мясо, утром же принёс, — удивилась Рогнеда.
— Мужчина сказал — на охоту, значит на охоту. Наше бабье дело, его дома ждать, — одёрнула её Купава, уже привыкшая, что я делаю всегда то, что нужно мне и не люблю излишнего любопытства, — Пока мужа нет, давай порядок в доме наведём, а то запылилось всё. Да посмотрим, что постирать нужно.
А я пошёл на охоту. На волхва, козла старого.
Глава 8
Охота удалась. Обратно я шёл гружёный солидным мешком с разной всячиной, типа злата — серебра, волхв оказался совсем не бедный и не чужд меркантильного интереса. Откуда он столько набрал, сидя один в лесу, это загадка природы. Но я вскрыл все его захоронки, которые учуял. Самому волхву задал всего один вопрос — зачем? На что он начал плеваться, ругаться и орать, что он здесь самый главный волхв, а я морда безродная, пришёл на всё готовое. Это он решил, что я ему конкурент? Короче, сломал я ему шею и бросил в лесу. Странно, почему их тут колдунами считают, если эта козья морда ничего такого даже не изобразил. Только плевался как верблюд. Наверное, надеялся в слюне утопить. Не получилось.
Вот, иду я, значит гружёный мешком драгоценностей, посудой разной дорогой, на плече кабанчик лежит, и за загривок тащу медведя. Как бы, медведь мне и не нужен был. Но он сволочь, сам начал отношения со мной выяснять, я его не трогал первым. Ему понимаешь, кабанчик понравился, которого я завалил, а вот я наоборот — ему категорически не понравился. Ну, тут наши мнения кардинально разошлись. Мне этот кабанчик самому нужен. И когда он полез меня на зуб попробовать да лапами начал некультурно размахивать, посетила мою голову идея — жёнам своим показать этого мохнатого нахала. Откормленный, шкура такая хорошая, густая — аж лоснится. Красавец! Вот я ему по голове-то стукнул слегка, морду связал, лапы — и теперь домой тащу. Вот девки обрадуются!
Нет, скотина, сколько же в нём говна? Сколько иду, столько он и дрищет. Теперь я понял, откуда такое название — медвежья болезнь. Слышь, засранец, я как тебя такого говнюка, жёнам покажу?
Наконец-то я дошёл, аж немного притомился, пока эту скотину тащил. Не хотел идти сам. И эмпатия не сильно помогала. Слишком у него всё страхом забило. Волоком тащить нельзя, шкуру испорчу, на себе тащить тоже неудобно. Тут и кабанчик на плече, и косолапый дрищет без остановки и дёргается. Прибил бы, но живого хочу показать. А рук на всё не хватает. Короче, замучался я.
Но жёнам я его показал в живом виде. Не сказать, чтобы сильно обрадовались живому подарку, сначала даже слегка напугались и повизжали, когда я его во двор затащил. Но потом повеселились, глядя как я на него ругаюсь, за засранскую деятельность. И его шкуру оценили по достоинству. На шум деревенские набежали, все видели, как я его по улице тащил. Сейчас собрались, рассматривают. Не каждый видел так близко живого медведя, да ещё такого огромного. Что бы дать всем на него налюбоваться, вытащил его обратно за ворота. Когда на него все налюбовались, затащил снова во двор, хватит на него смотреть. Пора и делом заняться, а таскаю его туда — сюда, бесплатно.
Ну, что? Пошли засранец, отдашь шкуру. Не хочешь? А куда ты денешься.
Очередная прибыль в хозяйстве в виде посуды и золота с серебром, снова удивили Рогнеду, потешили Купаву и доставили удовольствие Ванюшке. Он с энтузиазмом начал насыпать монеты в золотой кубок украшенный какими-то камушками и высыпать обратно. При этом радостно угукая и дрыгая ногами — раскидывая золото в разные стороны. Рогнеда смотрела на это со странным выражением лица, потом поднялась, достала свою шкатулку и открыв, придвинула в кучу:
— То моя доля в общее хозяйство, — сказала она, вздохнув, — А, чего? Всё равно, это приданное моё, так что всё по традициям. Да и я со своими побрякушками, чувствую себя нищей, глядя на всё это богатство.
— Глупая ты Рогнедушка, хоть и княжна, — фыркнул я и не выдержав, рассмеялся в полный голос, — Это в тебе говорит, твоё испорченное княжье воспитание. Нет у нас не твоего, нет моего — есть только наше. Твоё, моё, Купавы, Ванюшкино. Будут ещё дети — станет их тоже. Мы семья и этим всё сказано. Тебе что-то надо? Бери. Хотя нет, кубок не бери, его уже Иван себе приглядел. Видишь, куличики им печёт. А так, если потребуется чего — бери, оно и не считанное. Я по началу, какой-то учёт вёл, а потом плюнул на всё. Прибавляется быстрее, чем тратится. Придворных прихлебал у нас нет, чего надо я сам сделаю или добуду. Войска тоже нет, так что на него тоже нет затрат — сам защищу хоть от кого, я сам себе войско. Так что, куда нам тратиться? Если только в город выберемся, поразвлечься, так и то, нам столько не потратить, если только купить тот город целиком. Народу раздать? А нахрен оно нам усралось? Халяве люди, конечно, обрадуются, только вот пользы от этого не будет, один вред. Привыкнут и будут ждать, когда ты снова им чего дашь, просто так. А не дашь — мигом плохим станешь, всё тебе припомнят. Чего делал и чего не делал. Я вон, взял на себя охоту, начал деревню снабжать мясом, так они быстро это дело смекнули, и на охоту перестали ходить. А зачем ходить, если прямо домой всё принесут? Еле отучил и то через скандал. Сейчас хоть две трети мяса добывают сами, но скоро я их совсем снабжать перестану. Мужиков в деревне теперь достаточно, пусть работают. Так что милая, все, что у нас есть, это только наше и нашей семьи. Семьи рода Ареса.
— Хорошо звучит, — согласилась Рогнеда, — А сам ты, из какого рода? Арес — это же твоё имя?
— Арес из рода Ариев, вот так правильно, — нравоучительным голосом сказал я, придумав на ходу. А внутренне заржал — истинный ариец, мать его. Пришла же мне такая вот идея забавная. Раз такая слава об ариях сквозь века прошла, почему бы и мне не назваться арийцем? Я узнавал, руссом мне не желательно называться. Почётно конечно, но руссы сейчас — это княжьи дружинники. Род войск такой элитный — руссы. А дружинник, это как не крути — лицо подчинённое, а мне это как-то не климатит — я зверь вольный. А я всех этих князей в глубокой заднице видел. Так что, буду арийцем.
— Ой, вспомнила, — воскликнула Рогнеда, вскинув руки и прикрыв ладошками ротик, — Это же древнейший род! Это сколько же лет вашему роду, Арес?!
— Сотни. Многие сотни лет милая. Как бы не тысячи, — серьёзно ответил я.
— Значит, ты не шутил, когда говорил вроде как в шутку — не царское дело, — выпучила удивлённые глаза Купава.
— Ну, можно сказать и не шутил, — снова уклончиво ответил я. А сам подумал, блядь, чего я несу?! Пошутить вздумал. Но кто ожидал такой реакции? Вон и Купава сидит, рот раскрыв. Какие арийцы, какая древность рода? Хотя, если посчитать тысячелетия вперёд, до того времени, когда я родился и приплюсовать годы, которые от арийцев прошли тут, то, много получается. А арийская кровь, течёт во всех, как не крути. В той или иной пропорции. Они куда только не расползлись, где только не осели и кого только не перетрахали.
— А! Так вот чего наш волхв напугался. Это он в тебе древнюю кровь учуял. Напугался, гриб трухлявый, — вскинулась Купава, — Так это ты на охоту к нему ходил?
— Умная ты, — протянув руку, приобнял Купаву и поцеловал в шею.
— Ну, так, чай не дура, — ответила она, — Ты его не сильно пришиб?
— Ну, нет конечно, не сильно. Просто шею сломал, — хмыкнул я, глянув на Рогнеду, которая снова распахнула испуганные глаза.
— Ну, чего притихла как пришибленная, — пихнула Купава Рогнеду, — Привыкай, что наш муж не прощает врагов. Он лучший воин среди всех, какие есть. И он никого и никогда не пощадит если кто обидит нас. Просто прими это душой и не будешь задумываться, и бояться, поняла?