Алатырь-камень
Шрифт:
– Смолянки – бабы справные, – соглашался Слан. – Помню, была как-то у меня смолянка, ох и жаркая деваха. А что колтов ей ты не купил, тоже правильно. Избалуешь бабу, после хлопот не оберешься.
После третьей опустевшей братины Слан знал не только то, к кому именно едет гонец, но и зачем, а после четвертой непременно увидел бы самое веское тому доказательство – грамоту, если бы гость, окончательно окосевший от хмельного меда, сумел справиться с шапкой, в которую была вшита грамотка. Но он не вовремя заснул, и Слану пришлось лезть за ней самому.
Добрый десяток минут ушел у хозяина дома на разглядывание вислых шнурков и тяжелой свинцовой печати с глубоким оттиском, чуть невнятным у правого края. Еще почти столько же времени он потратил на раздумье о том, что делать дальше.
Затем, выйдя во двор и посмотрев на солнце, которое едва повернуло на убыль, Слан пришел к выводу, что попытаться можно, и решительно оседлал своего жеребца, заодно прихватив и каурую кобылу гонца.
До Киева он добрался споро. Купец, который был ему нужен, уже покинул свою лавку, и Слану пришлось поискать его дом. Вопреки ожиданию Слана, тот лишь кивнул в ответ на сбивчивые пояснения бывшего атамана о том, что грамоту надо непременно вернуть, причем неповрежденную, завел его в какую-то тесную клетушку, где сильно пахло восточными специями, и, предложив обождать, куда-то исчез.
Ждать пришлось долго. Слан успел не только известись от волнения, но даже успокоиться и немного подремать вполглаза. Впрочем, когда дверь скрипнула, он встрепенулся, но тут же разочарованно вздохнул. Вошел не сам купец, а его здоровенный толстый подручный, то ли Любослав, то ли Любомудр – Слан не запомнил.
– Вернуться к утру успеешь ли? – спросил тот озабоченно.
– Лишь бы ворота не закрыли, – угрюмо проворчал Слан. – А что, неважнецкая грамотка оказалась? – разочарованно спросил он. – Вон, даже не вскрыли ее. А я чуть лошадей не загнал.
– Очень важная, – кивнул здоровяк. – А коли не видно, что ее вскрывали, так оно и хорошо. Ты лошадок своих не запали, чтобы гонец чего не приметил. Скачи на наших. Я тебе самых лучших дам. А в селе ты их схорони, чтобы Бухтень не приметил. Жалко чалого своего продавать? – усмехнулся он, проницательно глядя на Слана.
– Чего греха таить, не хотелось бы. Да и ни к чему поди теперь, а? – оживился он.
– Придется, – сурово произнес подручный. – Но ты не горюй, – тут же ободрил он помрачневшего Слана. – Наших возьмешь взамен. Будет у тебя две лошади вместо одной. А они, ты уж поверь, ничем не хуже. Тебе теперь о другом надо думать – как успеть, пока он не проснулся. Ну и завтра подержи его у себя.
– Сызнова упою, – уверенно кивнул Слан. – Лишь бы кун хватило. Но ради такого дела можно и одну из ваших лошаденок продать, коль ты их мне…
– Лошади – это подарок. Продавать их не надо – сгодятся еще, – перебил его подручный. – Да и не дадут тебе за них в селе хорошую цену. Вот возьми, – он протянул мешочек, в котором что-то увесисто звякнуло. – Здесь три киевских гривны. Все село упоить хватит. Вот только оставаться тебе там не след – мало ли. Лучше собирайся да езжай обратно в Рязань.
– Так я еще… – заикнулся было Слан, но натолкнулся на холодный прищур серых глаз с голубоватой льдинкой внутри и умолк. Было в этих глазах что-то такое, против чего не хотелось ни возражать, ни тем более спорить. Только теперь до Слана стало доходить, что купец, пожалуй, пожиже своего помощника.
– А перед отъездом сызнова в Киев заглянешь и прихватишь с собой кое-что, – сухо добавил тот, и Слан вовсе усомнился – помощник ли он вообще, а если и так, то уж во всяком случае – не купца.
– Ты уж извиняй, что я так наскоро с тобой, – внезапно улыбнулся его собеседник. – В иное время мы и медку бы отведали, и про жизнь поговорили, а теперь сам видишь – некогда. Ну да ничего. Встретимся еще, тогда и наговоримся. Лишь бы ты успел в срок. Но мы тут с хозяином моим свечи за тебя перед всеми иконами поставим, – и он весело подмигнул Слану, мгновенно став похожим на прежнего ловкого и расторопного зазывалу из лавки.
«Это какой же угодник или мученик таким, как он или я, покровительствует? – рассеянно думал бывший атаман, возвращаясь обратно в село. – Разве что тот, кто и сам чем-то схожим занимался? А такие разве выбиваются в святые? Хотя вон меня взять. Думал ли я, когда с ватагой по лесам хаживал, что всего через несколько лет в чести у самого царя буду?!. А кони славные. Этот, как его, Любомудр, кажись, и впрямь не поскупился – лучших из своей конюшни выделил. Не скачут, а стелются, да как легко. Прямо тебе…»
Додумать он не успел. Чубарая кобыла, на которой он ехал, не почуяла ямку, коварно спрятавшуюся под снегом, и споткнулась. Слан чуть не плакал, когда привязывал бедное животное к дереву, и молил бога лишь о том, чтобы за те сутки, что он проведет с гонцом, поблизости не оказалось ни одного волка.
«Видать, свечей купец пожалел, или святой неказистый попался», – решил он, перебираясь на вторую лошадь красивого орехового цвета, с черновато-красной искрой по бокам.
Однако это была последняя неудача. Далее все прошло как нельзя лучше. Неведомый святой, словно извиняясь за оставленную в лесу кобылу, которую все-таки сожрали волки, ни на миг не оставлял без внимания Слана. Константин несколько удивился, когда Слан подал ему куцый клочок бумаги, искусно запрятанный в оглобле, выдолбленной по такому случаю. Удивился, однако ничего не сказал, лишь сдержанно поблагодарил.
Зато на другой день, когда бывший атаман почти сторговался о покупке неказистого, но еще крепкого домишка, притулившегося чуть ли не к самому углу высокой белокаменной крепостной стены, царские слуги вновь разыскали его и привели в роскошный двухэтажный терем с искусно вырезанными балясинами, поддерживавшими высокое крыльцо и просторные сени.
Был там и просторный широкий двор, и подклети, в которых хватало всякого добра, да и в хлеву тоже раздавалось приятное мычание, блеяние и похрюкивание.
Старший из тех, кто его сыскал, был одет в рясу, но держался со Сланом вполне дружелюбно. «Видать, не ведает он про мои прошлые дела», – решил бывший атаман.
– Государь-батюшка проведал, что ты жилье подыскиваешь, вот и повелел подсобить. Как тебе оно, подойдет ли? – осведомился монах, назвавшийся Пименом.
Иметь такой дом было еще юношеской мечтой Слана. Потом, когда жизнь пообтрепала его, мечтой стал казаться любой дом. С тоской поглядев на предлагаемые хоромы, Слан хмуро ответил: