Шрифт:
Евгений Войскунский, Исай Лукодьянов
Алатырь-камень
– Опять эта луковица, - сказал Олег.
– Ребята!
– закричал он.
– Идите сюда!
Первой вышла из палатки Света. Она посмотрела на небо, затянутое облаками, и состроила гримаску. Потом взглянула на свои брюки и ботинки, заляпанные высохшей грязью, и только после этого на Олега.
Олег стоял возле огромного валуна и махал рукой.
– Сумасшедший, - сказала Света, - в одной майке.
– Она заглянула в палатку.
– Володя, Борис, выходите! Олег
Володя вскочил и, приставив ладонь ребром ко рту, протрубил сигнал побудки. Борис плотнее завернулся в одеяло.
– Физик, а спит, как лирик, - сказал Володя.
– Растолкать его?
– Не надо, - ответила Света.
– Раньше семи он все равно не встанет.
Она пошла к Олегу. Володя, позевывая, шагал за ней.
Сосны торчали прямо из скал. Низкорослые березы протягивали скрюченные руки, будто просили милостыню.
– Смотрите, - сказал Олег.
– Опять эти изображения.
На шершавом валуне было высечено нечто вроде луковицы, положенной набок.
– Понимаете, - сказал Олег, - я делал зарядку. Бегу мимо этого валуна, смотрю - луковица! Такая же, как в Марьином посаде. И как у того болота, где Светка вчера завязла.
– Н-да, - сказал Володя.
– Только, по-моему, это не луковица, а стилизованная стрела.
– Наконечник стрелы!
– закричал Олег.
– Верно, Вовка!
– Он сорвался с места и побежал в палатку.
Подошел Борис, сонный, взлохмаченный.
– Опять первобытные картинки, - лениво сказал он.
– Прошу учесть, что сегодня не моя очередь готовить завтрак.
– Боречка проголодались, - сказала Света.
– Боречка гневаются.
– На себя гневаюсь. Затащили чуть ли не в тундру. Навещают столетних старух, записывают драгоценные сведения: на море-окияне, на острове Буяне лежит бел-горюч камень алатырь, под им меч-кладенец в девяносто пуд... Почти полторы тонны. И чего он там лежит? И чего я, дурак, за вами увязался, последние каникулы гублю, или, как там у вас в фольклоре, коту под хвост пущаю? Вам-то хорошо, у Вовки царевна Лебедь при себе, а этот сказочник...
Он кивнул на возвращающегося Олега и горестно махнул рукой.
Олег нацелился объективом "Зоркого" на валун и щелкнул затвором.
– Явный наконечник стрелы, - сказал он, закрывая футляр.
– Хотел бы я знать, куда он указывает.
– Какой еще наконечник?
– проворчал Борис.
– По-моему, это капля. Обтекаемое тело. И направление указывает не острый конец, а тупой. И вообще надо готовить завтрак. Слушай, царевна Лебедь, займись. В конце концов твоя очередь.
Завтракали в палатке, под шорох дождя.
– Древние зря ничего не сочиняли, - говорил Олег.
– Вот хотя бы алатырь-камень. Не зря же, черт побери, в Голубиной книге царь Волотоман Волотоманович спрашивает царя Давида Иесеевича, какой камень всем камням отец, а тот ему отвечает: алатырь-камень!
– Ты ешь, ешь, - заботливо сказала Света.
– Копаешься ложкой, а в рот не кладешь.
– Посмотри, как Боря хорошо кушает, - добавил Володя.
– Пустяковая у вас профессия, - с полным ртом отозвался Борис. Разговорчики одни! Сказочки! Ваш камень алатырь во всех сказках бел и горюч, а где-нибудь эти свойства используются?
– По классификатору Аарне-Андреева алатырь-камень чаще всего упоминается в заговорах от всяких напастей, - сказала Света тоном первой ученицы, - а свойства его действительно не используются.
– Это неверно, - возразил Олег.
– Упоминание в заговорах о камне - это симпатическое обрядовое действие. Его смысл таков: прикосновение передает слабому свойства камня - силу и крепость. Веселовский считает, что алатырь-камень - это алтарный камень Сионского храма. А по Надеждину, "алатырь" - испорченное греческое "электрон", "илектр", то есть янтарь. Кстати, янтарь горюч...
– Помнишь, как в азбуковниках о нем говорится?
– перебила его Света. Закрыв глаза, она произнесла нараспев: - "Илектр - камень зело честен, един от драгих камней тако именуем, златовиден, вкупе и сребровиден..."
– Греки еще и не так воспевали янтарь, - заметил Володя.
– И красивый он и электризуется, если потереть его суконкой. Понятно, что на него всякую лирику накручивали.
– Он перехватил укоризненный взгляд Светы и поспешно добавил: - А вообще, очень здорово сказано: "камень зело честен и..." Чего там еще? Просто замечательно сказано!
После завтрака стали укладываться в дорогу.
– Где мой молоток?
– спросил Володя, роясь в рюкзаке.
– Вот он.
– Света протянула ему геологический молоток на длинной рукоятке.
– И не смей больше класть его в мой рюкзак.
– Я не клал, - удивленно сказал Володя.
– Хорошо помню...
– Ладно вам, - сказал Олег.
– Вот что я думаю, ребята. Борька подал правильную мысль насчет капли. Надо идти в том направлении, куда она указывает.
– Но она указывает в сторону от Тарабаровки, - заметил Борис.
– Ничего, в Тарабаровку еще успеем. Я не прощу себе, если мы не посмотрим, куда ведут эти знаки.
Борис пожал плечами.
Что делали ленинградские студенты в Северной Карелин?
Два года назад Олег, студент-филолог, побывал в этих местах с экспедицией фольклористов. Зачарованно слушал он неторопливую речь сказительниц, и лад русской сказки, ее печаль и ю-мор, как говорится, навсегда покорили его душу. Еще тогда Олег призадумался над частым упоминанием камня алатыря.
Последние каникулы он решил снова провести в северном озерном краю. С ним поехала Света, однокурсница и такая же энтузиастка фольклора. Что касается Володи с геологического, то ему было все равно, куда ехать, лишь бы со Светой. В последний момент за ними увязался Володин друг, Борис, физик с четвертого курса: он надеялся сбросить с себя несколько лишних килограммов.