Алая аура протопарторга
Шрифт:
– Чтобы дать кому-нибудь свободу, – назидательно молвил Африкан, – надо ее сперва у кого-нибудь отнять… Иначе и давать будет нечего… А у кого?
Все выжидательно посмотрели на Ретивого. Отвечай, дескать – никто тебя за язык не тянул…
– У колдунов?… – безнадежно предположил тот.
– А сколько их, колдунов-то? – пренебрежительно хмыкнул протопарторг. – Раз, два – и обчелся! Нет, если, конечно, взять порыльно, то свободы у них много. А сгрести ее вместе – ан и нет ничего… Так что единственно возможный выход – это отнять свободу у тех, кому мы ее собираемся дать…
Он снова сделал паузу и доел крекер. Остальные машинально
– Как думаете: отнимем?… – полюбопытствовал Африкан, неспешно обмахнув усы и бороду от крошек.
Сходка молчала, уставив напряженные лбы в чайные приборы.
– Не отнимем! – раздельно и веско, словно ставя камень на камень, кирпич на кирпич, ответил себе протопарторг. – Если сами не отдадут – ни за что не отнимем… Стало быть, надо, чтобы отдали сами… Как?… – Он обвел сходку лукавым всезнающим взглядом. – Клим!… Вот ты, я слышал, принимал денежные вклады от населения… Как ты это делал?
Клим Изузов, полный розовый блондин с личиком несколько поросячьих очертаний, вздрогнул и вытер вспотевшие ладони о выпуклый животик.
– Н-ну… Известно… Под проценты…
– Под проценты!… – многозначительно повторил Африкан, поднимая толстый указательный палец. – Вот где собака-то зарыта!… Дайте нам вашу свободу, а мы ее потом вернем вам с процентами… И несли, Клим?…
– Ну а как же… Несли, конечно…
– А почему?
– Кризис был… – поеживаясь от неловкости, пояснил тот. – И потом, мы ж навару больше всех обещали…
– Кризис!… – тихонько воскликнул протопарторг, вздымая брови и таинственно выкатывая глаза. – То есть с денежками было туговато. Вот так же оно и со свободой! Чуть поприжмет – и повалит, повалит к нам народ, понесет сдавать под проценты свою свободушку… А уж проценты-то мы пообещаем!… Двести, триста… Да хоть тысячу!…
– Н-но… потом-то ведь все равно отдавать! – испуганно напомнил кто-то.
Африкан одарил спросившего отечески ласковым взглядом и снова повернулся к Изузову.
– Клим!… – позвал он. – Кстати!… А ты деньги-то вкладчикам – вернул?…
Полный блондин жарко порозовел, как умеют розоветь одни лишь полные блондины.
– Верну! – истово пообещал он. – С процентами! Честное экспроприаторское!… Ну не сейчас, конечно… Попозже…
– Во-от… – удовлетворенно протянул Африкан. – Так же и со свободой… Вернем. Но не сейчас. А в светлом будущем. Ну а пока потерпите…
Старейший подпольщик Маркел Сотов со смятым в сплошные морщины лицом уныло вздохнул и почесал просвечивающую сквозь редкую седину макушку.
– Что, Маркел? – соболезнующе обратился к нему Африкан. – Сложно?…
– А то нет, что ли?… – расстроенно отозвался тот. – Тебя, Никодим, послушаешь – умом тронешься. Раньше оно как-то все проще было… Кто виноват – понятно, что делать – тоже… Знаешь, что я тебе скажу? Зря мы тогда всех жидочков побили… Надо было хоть на развод, что ли, оставить…
И вдруг – словно пелена упала с глаз Николая Выверзнева. Он понял, кого ему напоминает протопарторг. Сквозь телесную оболочку Африкана с каждои секундой яснее и яснее проступал совсем другой человек, знакомый Николаю до мельчайших черт. Та же мягкая и одновременно властная речь, та же державная неторопливость и убежденность в том, что любой его жест – достояние истории… Протопарторг Африкан был точной копией
Обыватель спросит: «Ну и что? Они же ведь бывшие друзья!» На то он и обыватель… А Выверзнев был психолог-практик и точно знал, что похожие люди друзьями становятся редко… Нет, сгоряча, конечно, сойтись они могут, но вскоре каждому начнет мерещится, что приятель нарочно его передразнивает… Кончается все, понятно, ссорой навек… Кому охота, скажите, постоянно иметь при себе живое зеркало? Да еще и кривое вдобавок!…
А Глеб Портнягин с Никодимом Людским несколько лет подряд (вплоть до злосчастного взлома продовольственного склада) дружили – и дружили крепко… Остается предположить, что в отрочестве это были совершенно разные натуры. А похожими их сделала многолетняя непримиримая вражда… Схватившись не на живот, а на смерть, каждый из бывших подельников незаметно, исподволь вылепливал себя по образу и подобию противника…
Кстати, никакого парадокса здесь нет. Возьмем, к примеру, златые времена, о которых недавно с тоской поминал старейший подпольщик Маркел Сотов. Скажем, почему антисемиты поголовно отличались склочным еврейским характером? Все просто. Чтобы одолеть сильного, надо самому быть сильным. Чтобы одолеть хитрого, надо самому быть хитрым. Чтобы одолеть еврея… Да-да, вот именно…
– И вот, стало быть, в чем весь вопрос… – раздумчиво и неторопливо продолжал тем временем Африкан. – Готов ли народ Баклужино отдать свою свободу в рост?… Нет, не готов. Не прижало еще как следует… Значит, первейшая задача «Красных херувимов» – сделать так, чтобы прижало… А чем занимаются «Красные херувимы»?… А Бебель знает чем, прости мою душу грешную!… Взять того же Панкрата… Кремень-человек, да и в порядочности ему не откажешь…
– А откажешь – пристрелит, – тихонько, не без ехидства примолвил полный блондин Клим Изузов.
Панкрат немедленно дернулся и уставился на Клима.
– Может и пристрелить… – с уважением согласился Африкан, тоже, видать, обладавший чутким слухом. – И как же этот кремень-человек приближал Пресвятую нашу Революцию? А никак. Перебил пол-Парламента, развлек народ, желтую прессу потешил… Панкрат!… – с мягкой укоризной молвил протопарторг, поворачиваясь всем корпусом к Кученогу. – Не пойму я: ума ты, что ли, решился?… Вместо того чтобы ни в чем не повинных людей поприжать, ты тех, кто действительно виноват, прижимать вздумал! Да разве ж так революцию делают? Вон, смотри, карниз универмага на одном заклинании держится! Ну так и перекрести его разок, а лучше перезвезди – рухнет, да еще и, глядишь, кого-нибудь придавит! Вот тут-то народ и всколыхнется… Это уже не на колдунов, смекнет, это на нас карнизы падают… Словом, работать еще с населением и работать…
Африкан приостановил свою плавную речь и поднес чашку к губам, а Выверзнев, воспользовавшись такой оказией, оглядел исподтишка собравшихся. Панкрата крутила судорога. Был он, во-первых, не согласен, во-вторых, разобижен. Остальные тихо качали головами – то ли дивясь мудрости протопарторга, то ли наоборот. Большеглазая Ника смирно сидела в дальнем конце стола и восторженно пялилась на Африкана… Этакий тополек в красной косынке…
Наконец чашка звучно коснулась блюдца.
– Вот глядите вы все на меня и думаете… – со вздохом продолжал Африкан. – И чего, дескать, ради этот старый хрен границу переходил? По воде, аки посуху… Не сиделось ему в Лыцке!…