Алая аура протопарторга
Шрифт:
Ника поставила бокал на столик, выпорхнула в прихожую и распахнула входную дверь. Настежь, естественно…
– Аристарх!… – в восторге взвизгнула она, бросаясь на шею Аристарху. – Да ты моя умница! Я так тебе благодарна!… Такая лапушка твой Кученог!… Общительный! Обаятельный!…
Нет, нужно, конечно, быть Никой, чтобы при всем при том не заметить дюжину наставленных на тебя стволов!
– Ой, да ты с друзьями! – обрадовалась она. – Заходи! И они пусть заходят!…
– Нет… – несколько деревянным голосом отозвался Аристарх. – Я, пожалуй, зайду, а им некогда…
Ника заметно огорчилась,
Завидев непьющего Панкрата с бокалом шампанского, Ретивой остолбенел, а когда наконец пришел в себя, то обнаружил, что в его левой, свободной от пистолета руке тоже шипит и пенится неведомо как и откуда возникший бокал. Колдовство – да и только!… Но колдовством это быть никак не могло – с «Красными херувимами» подобные штучки не проходят…
Хотя, если вдуматься, бесцеремонность и напористость мало чем отличаются от колдовства: результаты и в том, и в другом случае – те же самые…
– Ты насчет домового выяснил?… – с недоумением спросил Аристарх.
Панкрат хотел ответить, но, разумеется, не успел.
– Ой, домовые!… – Ника звучно ударила в ладоши. – Это такие лапушки! Такие пушистые, нежные!… Погодите, не пейте!
Она вновь поставила свой бокал и выскочила в прихожую. Террористы переглянулись. Слышно было, как Ника взбирается на табуретку и распахивает настежь створки антресолей. Затем раздалось обиженное восклицание – и вскоре художница, надув губки, вновь появилась в комнате.
– Сбежал… – капризно пожаловалась она.
– Дымчатый? – отрывисто спросил Аристарх, также ставя бокал на стол и вынимая из заднего кармана знакомую читателю серебряную масленку.
Панкрат не сказал ничего – лишь подобрался по-волчьи.
– Дымчатый… – В огромных по-детски глазах Ники уже стояли слезы. – Пушистый…
– Спокойно… – сказал Аристарх. – Никуда он отсюда не денется. Сейчас быстренько все окропим – сам выскочит…
Он поднял масленку, но тут последовал акустический удар такой силы, что Ретивой пошатнулся и едва устоял на ногах, а приподнявшийся Панкрат снова упал в кресло. Изданный Никой вопль по частоте был близок к ультразвуку.
– С ума сошел?… – крикнула она, возвращаясь в слышимую часть спектра. – Водой!… Акварели потекут!…
– Да она святая… – пробормотал смущенный Аристарх.
– А от святой, думаешь, не потекут?… Убери фляжку! Все! Пока я не выпью с Кученогом на брудершафт, никаких домовых!
Панкрат бросил отчаянный взгляд на Аристарха, но тот лишь беспомощно приподнял брови. Сам он уже в подобной переделке побывал месяца полтора назад…
Глава подполья и свободная художница переплели руки с бокалами и пригубили благородную лозу Чумахлы. Непривычный к вину Панкрат поперхнулся, но Ника так сверкнула на него глазами, что пришлось пить до дна. И только было собрался бедняга Кученог перевести дух, как его кривоватый рот оказался наглухо опечатан жаркими губами хозяйки.
Глядя на них, Аристарх Ретивой крякнул и залпом осушил свой бокал…
И никто, естественно, не услышал стремительного проворота ключа и звука распахнувшейся входной двери.
– Не двигаться! – страшно скомандовал железный мужской голос, и все, вздрогнув, обернулись. –
В проеме, чуть просев в коленях и слегка откинувшись назад, стоял и целился во всех сразу из одного пистолета подполковник контрразведки Николай Выверзнев. Надо полагать, поднимаясь по лестнице, он услышал вопль и тоже истолковал его в меру своей профессиональной испорченности… Странный, ей-богу, народ эти мужчины!… Можно подумать, Николая только сегодня угораздило познакомиться с Никой! Нашел, понимаешь, кого спасать!…
Наконец Выверзнев всмотрелся – и чуть не плюнул.
– М-милая… – с бесконечным терпением в голосе молвил он, нехотя пряча пистолет. – Когда-нибудь я тебя застрелю.
– Песик! – взвизгнула Ника, кидаясь на шею Выверзневу. – Противный песик!… Почему ты не предупредил, что Кученог придет сегодня?…
Николай попытался освободиться из объятий, но это было все равно что откреплять пластырь, прилепленный к волосатой мужской груди. Назревала разборка. Лелея мечту отдалиться от Ники, Выверзнев тем не менее ревновал ее ко всем знакомым. Кстати, ситуация довольно распространенная…
– И ведь на кого променяла… – процедил он, испепеляя Панкрата презрительным взором.
Действительно, выглядел Кученог неважно. Глазенки у него разъехались окончательно, а на кривоватом лице террориста обозначилась бессмысленная шалая улыбка. Трудно было даже поверить, что это именно им стращают баклужинскую ребятню, когда та отказывается кушать тюрю…
– Ты – мавр!… – восхищенно ахнула Ника, отстраняясь и словно бы увидев Николая впервые. – Боже, какой ревнивый!… Я боюсь тебя…
Наглая ложь! Тем не менее разборка, не успевши расцвести, увяла на корню. Подполковник пораздувал ноздри, поворочал глазами – и наконец принял предложенный ему бокал шампанского. Все равно податься было некуда…
Возникает вопрос: ну, подпольщики – ладно, подпольщики – люди наивные, оторванные от жизни, им главное – идея, но Выверзнев-то, Выверзнев! Человек практического ума, напрочь лишенный каких-либо иллюзий! Как объяснить его беспомощность – и перед кем?… Перед Никой Невыразиновой, которая, судя по заезженности словесных оборотов, никогда интеллектом не блистала!…
Давайте разберемся… Принято считать, что в равном споре обычно побеждает тот, кто умнее. Бред собачий!… Во-первых, глупый всегда уверен в собственной правоте, в то время как умный вечно в ней сомневается. Кроме того, умный понимает доводы противника, а глупый – нет, хоть расколись… А если вдобавок вспомнить, что дуракам еще и везет, то кто же, спрашивается, из них двоих должен выйти победителем?
Лишь в одном-единственном случае отягощенный интеллектом бедолага может кого-либо переспорить: если вовремя сообразит прикинуться совсем уже полным кретином. Возьмем, к примеру, тех же политиков… Вы думаете, они и в жизни такие же, как в Парламенте?… Конечно, нет! В жизни это умнейшие люди. Ну сами прикиньте: разве сможет какой-нибудь средний заурядный дурачок достичь той высокой степени идиотизма, за которой доверие избирателей к своему депутату становится поистине безграничным?…
Да, Николай Выверзнев был умен, но не настолько, чтобы не казаться таковым. Вот в том-то вся и беда…