Алая Корона
Шрифт:
Но я чувствовала именно боль в сердце, тяжёлое и мучительное чувство в груди, которое заставляло меня хватать ртом воздух в надежде, что он проникнет сквозь мои рёбра и остановит кровотечение.
Я раскрыла глаза — моё лицо было прижато к старой, затхлой соломе, лежавшей на полу темницы — но увидела только темноту. Я не знала, сколько я уже находилась в этой глубокой яме в земле. Казалось, что как только Мор столкнул меня с края, я утонула в кошмарах. Моё тело как будто сдалось и решило отключиться, вероятно, навсегда. Может быть, в этом и заключался смысл этого места? Не в том, чтобы о тебе забыли другие, а в том, чтобы ты
Как бы мне этого хотелось. Сейчас, когда я полностью проснулась, боль стала такой сильной, что я хотела снова исчезнуть в своём сне, хотя он тоже приносил мне мучение. Во сне я была со своим отцом и летела на Алку над Звёздными топями. Мы летели к порталу, чтобы навсегда выбраться из Туонелы. Мы почти добрались до него… как вдруг под нами возникла Лоухи. Она начала замахиваться на меня моим ножом из селенита, издеваясь и насмехаясь надо мной, а затем метнула его вверх, и тот вонзился в горло единорога. Алку полетел вниз, а мой отец и я, схватившись друг за друга, начали падать в чёрное болото полное звёзд, которое становилось всё шире и шире и превратилось в пасть с зубами, выточенными из костей.
Когда мы ударились о землю, не осталось ничего кроме боли. Я снова потеряла Алку, снова потеряла своего отца.
И всё то, что могло бы со мной произойти.
Сны были забавной штукой, так как они часто преодолевали твоё подсознание и попадали прямо тебе в душу так, что начинали ощущаться как реальность. Какая разница, происходило ли что-то в реальности или нет, если оно казалось реальным? Когда я лежала там, боль словно укоренилась во всех моих реальностях.
Алку действительно умер. Я совсем его не знала, но, если бы ни я, он всё ещё был бы жив. Он всего лишь пытался нам помочь, помочь мне, и он умер из-за меня. Иногда, когда я закрывала глаза, я вспоминала боль и ужас, написанные на его морде в тот момент, когда Обливион поглотил его тело. Я чувствовала совершенную беспомощность, стоя там и будучи не в силах ему помочь. Я не знала, когда эти образы перестанут проигрываться у меня в голове.
Мой отец был жив, судя по поведению камней авроры в моих сережках, которые светились жизненной энергией, но это пока Эйро и Нура вели себя хорошо. И всё же мне казалось, что он был мёртв. Если бы он снова не пришёл в Туонелу, я, вероятно, никогда бы его больше не увидела. Никогда его не обняла, не поговорила, никогда бы не почувствовала эту безусловную любовь, благодаря которой я жила и переставляла ноги, сколько я себя помнила. Я хотела задать ему столько вопросов.
Я хотела знать, почему он никогда не рассказывал мне про Расмуса? Я хотела знать, как это вообще произошло? Как он мог переспать с Лоухи, зная, каким монстром она была? Я хотела знать правду о том, почему меня увезли в Америку.
Может быть, моя мать узнала, кем я на самом деле была? Или что он был шаманом? Или узнала про Расмуса? Может быть, она увезла меня, так как боялась того, кем я могу стать? Может быть, она меня защищала?
Любила ли она меня… или боялась? Потому что я росла с осознанием того, что она меня боялась, даже если я этого тогда не понимала. Моя мать, у которой никогда не было на меня времени, кроме тех моментов, когда у неё получалось слепить из меня то, что она хотела. И, конечно же, как бы я ни старалась, у меня никогда это не получалось. Я ни разу не смогла стать той, какой она хотела меня видеть.
И всё же в течение всех этих
Но дело было не в этом. Ей было всё равно, похожа я на неё или нет, она просто не хотела, чтобы я стала похожей на отца. Она не хотела, чтобы я была самой собой. И когда я, наконец, вырвалась из-под её гнета, когда я не могла уже больше танцевать, потому что не могла больше быть худой, и перестала пытаться стать той, кем я не являлась, она полностью от меня отдалилась. Как только мне исполнилось восемнадцать, она пропала, а я оказалась на улице. Он выбросила меня, словно старое украшение, которое она больше не хотела носить.
Постепенно у меня исчезла семья.
И меня это устраивало, или, по крайней мере, я так себя убеждала.
А затем… у меня снова появилась семья.
В виде Расмуса, брата, о котором я не знала, и которому я хотела верить, несмотря на то, что с нами произошло. И если уж я ему верила, то я оплакивала его, потому что Лоухи поймала его в ловушку, и всё хорошее, что в нём было, обожание и преданность по отношению к моему отцу — нашему отцу — и его беспокойство обо мне, всему этому не суждено было снова проявиться, так как его мать собиралась его развратить. Она собиралась опустошить его так, чтобы в нем не осталось ничего хорошего. Демон должен был победить.
А теперь что касается Мора.
Единственный человек, который, как мне казалось, мог когда-нибудь стать моей семьёй… вот чёрт. А ведь он был теперь моей семьёй! Мы были женаты. Какой бы безумной ни была эта свадебная церемония, она состоялась. Я была теперь замужем за Мором. Я была его женой, его богиней, его королевой.
Королевой на дне ямы, о которой он скоро должен был забыть.
Внутри меня зажглась искра гнева, но у меня не осталось энергии, чтобы разжечь её в пламя. Мор хотел наказать меня за то, что я сделала. Он думал, что, оставив его, я совершила преступление самого высокого порядка, и этот Бог хотел, чтобы я заплатила за это. Иногда мне казалось, что он вообще не верил в это глупое пророчество. Мне казалось, что он просто хочет мучить меня до скончания веков, потому что ему скучно.
Скучно и одиноко. И моя боль доставляла ему удовольствие.
«Но ведь твоё удовольствие тоже доставляло ему удовольствие», — напомнила я себе, вспомнив о том, что происходило несколько недель назад, и о том, что даже тогда он относился к моему телу так, словно я уже была королевой. Я всё ещё помнила его взгляд в тот момент, когда я кончала. Он смотрел на меня так, словно я была солнцем, таким редким, драгоценным и могущественным.
От этих воспоминаний моё сердце забилось немного быстрее. Этого было недостаточно, чтобы похоронить боль у меня в груди, но это помогло мне отвлечься. Как могло всё так быстро поменяться?