Алая кровь на белых крыльях

Чекмарев Владимир Альбертович

–  Дармовые? Помилуй бог! Вы хотите забрать мое поместье почти задаром, и говорите о дармовых деньгах! У вас есть совесть Абрам Давидович!

–  Что такое совесть пан Станислав? Я ведь не себе забираю и тоже в убытке!

–  В убытке? Вы что, издеваетесь?

–  Вы будете платить пан Станислав, или Вы будете продавать? Хотите я продам Вам парабеллум? Или лучше возьмете деньгами?

* * *

Закончив сделку с паном Станиславом старый Абрам направился в шинку к Срулю Азелевичу. Ему нравилось данное заведение. По крайней мере рисовую сакэ, которой Сруль торговал в данном

заведении не разбавляли. За одним из столиков в полутемном зале, сидел Мойша Азельман, который тоже работал у Калиты. Но в другом ведомстве, и занимался соответственно другими делами. Вид сегодня у Мойши был донельзя счастливый. Рядом с ним на столике стояла литровая бутылка сакэ марки "Слезы камикадзе", сам же он с аппетитом наяривал свиную отбивную, от запаха которой, у Абрама потекли слюнки. Не долго думая он закал себе такую же, и примостырился рядом. Конечно же это было несколько в новее, но именно князь Калита, открыл секрет, как сделать практически любые продукты кошерными. Все дело было в юрилических тонкостях, и способности князя переворачивать все с ног на голову по нескольку раз во время дискуссии. По всей Европе, уже расползлись слухи о том, как Калита в споре с Люблинским кагалом доказал, что свинья, это корова, и мясо свиньи, тоже кошерное, причем сделал это опираясь на знание Талмуда. Конечно же нашлись ретрограды и консерваторы, которые не поддержали данное новвоведение. Но старый Абрам был уверен, что говоря на людях одно, эти ретрограды по ночам наяриваяют свиные отбивные за обе щеки.

Посмотрев с восхищением на молоденькую официантку - Сару, младшую дочь Сруля, которая принесла ему заказ, на ее стройные ножки, молодую упругую грудь, гибкий стан, старый Абрам причмокнул от удовольствия, а затем вступил в беседу с Мойшей, который как ему было известно торговал куриными яйцами.

–  Мойша, я конечно дико извиняюсь, но я много думал, наверное стар стал старый Абрам. Почему вы покупаете яйца в Кракове по семь грошей за штуку, а продаете их по пять?

–  Чтобы иметь прибыль.

–  Но как таки вы ухитряетесь получить прибыль? Вы ведь теряете по два гроша на каждом яйце.

–  И все-таки я получаю прибыль - по три с четвертью гроша с яйца, потому что продаю их по четыре с четвертью гроша жителям Кракова. Потом я у них скупаю эти яйца по семь грошей. Разумеется, прибыль получаю не я. Ее получает Калита, и он мне хорошо платит.

Старый Абрам, задумался. Мимо него на подносе пронесли шкворчащую и чудесно пахнущую кровяную колбасу. Он щеклнул пальцами и воскликнул:

–  Сара! Девочка! Принеси мне тоже этой колбаски, и пивка что ли!

–  Вам какого дядя Абрам - варшавского или баварского?

–  Конечно баварского! И обращаясь к захиелевшему Мойше продолжил:

–  А жители, которым вы продаете яйца по четыре с четвертью гроша за штуку, получают прибыль в размере по два и три четверти гроша за яйцо, когда продают их вам обратно по семь центов за штуку. Правильно? Таки я не понял, почему бы вам не продавать яйца непосредственно самому себе и вовсе не иметь дела с этим народом?

–  А потому, что я и есть тот самый народ, у которого я покупаю яйца, - объяснил Мойша.
– Когда народ покупает у меня яйца, я получаю прибыль по три с четвертью гроша за штуку. Таким образом, в итоге доход составляет шесть грошей за яйцо. Продавая яйца по пять грошей, я теряю только по два гроша на яйце. Вот так я и получаю прибыль - покупаю по семь грошей за штуку и продаю по пять. Я плачу только по одному грошу за яйцо в Люблине.

–  В Кракове, - поправил Авраам.
– Ведь вы покупаете яйца в Кракове, а не в Люблине. Мойша гордо усмехнулся.

–  Я не покупаю яйца в Кракове, - признался он с нескрываемым удовольствием.
– Купив яйца в Люблине по грошу за штуку, я затем тайно их переправляю в Краков, но уже по четыре с половиной гроша. С тем чтобы, когда спрос Кракове возрастет, повысить цену до семи грошей за штуку.

–  А зачем вообще люди ездят в Краков за яйцами, если они там так дороги?- спросил очумевший от абсурдности Авраам.

–  Потому что у людей так принято. Они считают, что в Кракове евреи продавая яйца по семь грошей за штуку торгуют честно.

–  А почему они не покупают в Люблине?- Авраам почувствовал, что вспотел от тщетных умственных усилий понять схему торговой сделки.

–  Потому что у людей так не принято.Они считают, что в Люблине слишком много евреев, и продавая им те же яйца по грошу за штуку, евреи их обманывают.

–  Ну теперь-то старый Абрам действительно ничего не понимет. Почему бы вам таки не продавать яйца по семь грошей за штуку, а не по пять?

–  А зачем же я тогда буду нужен? Купить яйца по семь грошей в Кракове каждый дурак сможет.

–  Но почему остальные торговцы не снижают цену до пяти грошей за яйцо? У них же ничего не покупают!

–  А потому, что я торгую яйцами и по пять грошей и по семь грошей, и моих яиц на рынке большинство. Поэтому торговцы боятся снизить цены и прогадать.

–  И в чем же они прогадают - они ведь продадут свои яйца?

–  Так местных там немного, большинство торгующих мои, и если местные распродадут свои яйца по пять грошей, то их начнет давить жаба видя, что теперь покупают у моих людей по семь грошей. Они бояться потерять возможную прибыль и не снижают цену.

–  Так они ее и не получают, ведь яйца берут не по семь грошей а по пять - у вас!

–  Так это проблема их, а не моя.

–  А почему бы жителям Кракова не покупать яйца у вас по четыре с четвертью гроша за штуку?

–  Потому что так я им не продам.

–  Но почему?

–  Как же я бы тогда извлек прибыль?

–  Послушай Мойша, этот князь Калита, он часом не выкрест, из наших?

–  Да нет, он обычный русский.

Старый Абрам задумался о странностях жизни, в голове приятно шумела сакэ, а тут и заказ подоспел - перед ним возникла Сара с подносом. Он кивнул ей на стол, и поставила туда заказ. Хлопнув юную Сару по крепкой и упругой ягодице, он привлек ее к себе, и произнес:

–  Эх Сара, доченька! Нам ли быть в печали!

Сара слегка кокетливо, чуть зардевшись улыбнулась. Не смотря на большую разницу в возрасте, ей нравился Старый Абрам - в отличие от беспутных сверстников, в нем чувствовалось сильное мужское плечо, настоящий мужчина, пускай и слегка пожилой. Поэтому она присела к Абраму на колени и поцеловала в щеку.

Из трех братьев Нобелей сыновей Эммануэля Нобеля - Людвига, Альфреда и Роберта, менее всего известна деятельность Роберта.