Алая кровь на белых крыльях
Шрифт:
Дождавшись, когда девочка, сжимая в руке два леденца, вышла из комнаты, поручик кивнула, стоящей рядом унтеру:
– Доложите мне, когда всех детей выведут и посадят в автобус!
Унтер - миловидная рыжеволосая барышня, кивнула в ответ и вышла из комнаты.
В комнате повисла тишина. Владимир, попытался было натянуть брюки, но был остановлен, той самой, кричавшей басом ударницей.
– Вы не имеете права! Я писатель! Я интеллигент!
– начал он, - я подам на вас в суд, за унижение и оскорбление! Вы душители свободы слова и личности! Такие как Вы Пушкина убили!
Легкий подзатыльник, который отвесила ему ударница, чтобы прервать словесный понос, был подобен удару кувалды по голове. Сквозь звон в ушах, Владимир, расслышал, какой-то смешок- хмыканье, а затем, зычный голос:
– Пушкин? Как же знаю его стих:
Если слон имел меня,Это был бы номер -Дернула его б за блуд,Он бы тут же помер!Набоков посмотрел на руки, читавшей стихотворение ударницы, и внутри у него все похолодело. Такими руками можно было не то, что слона, можно было стальной ресльс на куски разорвать! Да, есть женщины в русских селеньях…
Барышня-унтер заглянула в комнату:
– Татьяна Николаевна! Всех детей вывели и погрузили в автобус.
И тогда, Татьяна Михайловна Скрыдлова, дочь адмирала, взорвалась. Первые десять минут, ее речь состояла из одних нецензурных выражений, затем в ее выступлении стали в небольшом количестве проскальзывать и литературные слова. Вкратце, суть ее эмоционального выступления можно было свести к следующему: Подразделения русской армии чуть ли не наполовину укомплектованы женщинами и детьми в возрасте от одиннадцати лет и старше. Одновременно с этим, освобожденная от поляков территория, особенно крупные города, под завязку забита розовощекой, пыщущей здоровьем интеллигенцией, которая… (в этом месте авторы так и не смогли найти литературный аналог нецензурного выражения, примененного Татьяной Михайловной).
– Татьяна Михайловна! С этим, - коренастая ударница кивнула на Набокова, - как обычно? "Сигнал в анал"? [13]
– Да.
– ответила поручик, и коренастая, захватив своими ручищами писателя, перевернула его животом вниз, а задницей к верху. Набоков, заподозрив, что-то неладное, попытался вырваться, но вырваться из рук русской женщины, способной ударом кулака уничтожить английский танк "Большой Вилли" было невозможно, в рот Владимиру вогнали кляп.
13
Как, уже наверно понял читатель, Россия - дикая, отсталая и варварская страна, в которой ненавидят, и стремятся уничтожить, самое ценное - творческую интеллигенцию. Ненависть населения к самой образованной прослойке общества в России приняла самую уродливую и извращенную форму, в частности для пойманных с поличным педофилов практиковалось два вида казни. Первый способ, древний, варварский и жестокий, использовали малограмотные представители рабочих дружин - они сажали растлителей малолетних на кол. Второй способ, более цивилизованный, гуманный и идущий в ногу с техническим прогрессом, использовали люди в военной форме - они применяли для казни сигнальный пистолет, то чего данный способ и получил свое название - "Сигнал в анал".
– И поторопитесь, Матрена Ивановна,- продолжила Скрыдлова, - нам еще один адрес нужно успеть проверить.
– Не беспокойтесь, Татьяна Михайловна, сделаем все в лучшем виде! Агафья! Давай, начинай, а то наш педагог уже заждался!
Глава 65 Осень 1919 года. Тень Буденного
Антон Иванович Деникин, решил что книгу о русской смуте лучше написать позже. Вначале нужно написать книгу о странностях данной войны. Польская оккупация начавшаяся так быстро и решительно сходила на нет. Великая Польша оказалась колоссом на глиняных ногах. Хотя бои и онсили ожесточенный характер было ясно, что поляки надорвались. Они заглотили кусок, который оказался им не по зубам и подавились. Все рассыпалось как карточный домик. Действия многочисленных отрядов партизан и а также общирность российских территорий сыграли дурную шутку. Еще больше неприятностей доставили полякам отдельные части Легиона, которые оказались укомплектованы антипольскими элементами. Так называемые полуфранцузы из Эльзаса и Лотарингии, в самый неожиданный момент превращались в злобных германских гуннов, которые уничтожали штабы и коммуникации и становились ядром внезапно формирующихся военных формирований. Обвал был лавинообразным. Поэтому от Москвы до самых до окраин его армия дошла без каких-либо серьезных столкновений. Поляки не успевали - отдельные дивизии, которые они перебрасывали, для того чтобы задержать его продвижение, сметались с ходу его войсками, либо безбожно опаздывали, застряв по пути из-за действий партизан. Польше требовалось время чтобы сформировать значительную группировку способную остановить продвижение русской армии, но ей никто не давал этого времени.
А между тем, ситуация менялась все стремительней. Особенно после того, как информация о имевшей место Бахчисарайской трагедии добралась до Казани и других городов населенных людьми мусульманского вероисповедания. Помимо дубины народной войны на горизонте возник призрак войны религиозной. Если быть совсем точным, то не призрак, ибо зеленое знамя джихада и его носители добрались и до армии Антона Ивановича, вступив в ее ряды. Дикие татарские сотни были дикими не только по названию, но и по методам ведения войны. Джихад он и в Африке Джихад. Вид разрушенных городов и деревень еще больше распалял воинов ислама, поэтому в пестрой палитре России возникла дилемма - кого считать "зелеными" тех кто воевал в свое время против белых и красных, или тех кто воюет под зеленым знаменем. Дилемма нужна сказать несколько надуманной, ибо ни первых ни вторых особенно не волновало как их называют, они просто воевали, а голову пускай ломают историки.
Семен Михайлович начинал понимать, как товарищу Чингисхану удалось, завоевать половину мира без особых проблем и потрясений. По мере продвижения вглубь Польши, его отряд, начал увеличиваться в численности настолько, что он уже запутался в том, сколько же у него штыков, сабель, ну и всего прочего, о чем принято писать в военных докладах. Все новые и новые партизанские отряды примыкали к его подразделению, все новые и новые лица вливались в неудержимую кавалерийскую лаву, которая перемещалась по польским тылам. В числе принятых был и один из офицеров Генштаба, который подсказал ему красивую фразу - "оперативная тень наступления". Означало это, что по общепринятым расчетам, столько-то человек могут наступать на столько-то киломатров, если людей больше, то и тень, то есть расстояние на которое они продвинуться при наступлении больше. Только вот, по словам этого генштабиста, в отношении его Буденного рейда, общепринятая арифмерика не бьется - тень от его кавалерии такая, что паника от его рейда гуляет уже по всей территории Польши. А они ведь только начали свой рейд, уйдя в отрыв от армии Деникина, которая двигалась следом, и методично уничтожала поляков по частям. Отряды партизанские были конечно же разные и по численности и по составу и по вооружению. В числе наиболее боеспособных оказался отряд Федора Кузьменчука, который по численности уже не уступал полку. И сейчас, кавалерия двигалась вглубь польской территории, по пути движения отряда Федора на соединение с Буденным.
Федор не забыл ту, странную русскую пани. И поскольку волна наступления начала приближаться к тем местам, то он решил предупредить возможное несчастье, и на очередном военном совете сообщил Буденному о данной истории. "Ну, тогда тебе Федор, и твоему полку и карты в руки," - ответил Семен Михайлович. И Федор повел своих людей впереди конармии, стремясь первым достичь района, где находилось поместье.
Был ли в этом промысел божий, или все объяснялось, тем, что Польша и поляки заканчивались, но поместья он достиг быстро, не встретив никаких польских подразделений. Брошенное имущество, брошенные орудия, брошенные склады - все это было, а вот поляков не было. Несколько раз правда попадались колонны с беженцами, но на них заострять внимание не стали. Скорее туда! Туда где на островке посреди Польши живут русские люди. Их слишком мало, чтобы они смогли за себя постоять.
И вот он сидит за столом и пьет чай. Пьет чай там, куда он стремился. С момента его ухода ничего не изменилось. Поначалу у него самого екнуло сердце, когда он увидел заколоченные окна, подкопченные следами пожара. Потом все же оказалось, что именно таким они поместье и оставляли, и сами же эти окна и заколачивали, просто в памяти не отложилось, да и боялся он, что не успеет. Однако успел. И теперь он отсюда не уйдет, пока все не закончиться. Пока не освободят территорию от ляхов, пока не очистят ее от банд мародеров.
А пока он сидит и пьет чай. И думает о том, что осень, что нужно помочь собрать урожай, что нужно поставить цепь кордонов и разъездов на подступах, что им скорее всего придется здесь зимовать, и нужно ставить избы. Как-то странно посреди войны, в пока еще вражеском тылу, Федор переключился на мирные крестьянские думы. Может это и к лучшему? Или расслабляться рано, и еще придется проливать кровь? Ответа на этот вопрос Федор пока не знал.
Между тем ситуация катилась с горки к неизбежному - Армия Деникина вступила на территорию Польши. Польское командование понимало, что всей линии фронта ему не удержать, и решило попытаться удержать за Польшей, выход к Балтийскому морю. На остальное - на Деникина, Буденного и действовавших в тылу партизан сил уже не хватало. На севере Польши возникла странная картина - стали появляться пятна территории освобожденной от поляков. Пока еще небольшие, и не связанные друг с другом, но они расползались все больше и больше - тень от Буденного давила на Польшу, и заслониться от ней было уже не чем.