Алая сова Инсолье
Шрифт:
Только дальше-то что?! Зачем теперь жить?
Я прикрыл глаза и хрипло, зло засмеялся. Смех перешел в судорожный кашель. Шатт! Больно.
Допился, алкоголик. Смысл жизни он потерял, истерик недорезанный. Тьфу, теперь-то уже вполне дорезанный. Выжег всю верхушку церкви и вылез живой из самой глубокой жопы мира. А тебя порешили простые уличные бандиты, позарившись на пухлый кошель.
Мысли уплывали в туман, но упрямая злость все не давала отключиться. Пш-ш-шла! Шаттова птица, я еще не сдох! И возможно, даже… выживу… всем… назло…
– Господин, вы меня слышите?
Ну
– Господин… хм. Нет, не отвечайте. Лучше молчите, с таким ранением разговаривать нельзя. Хрюша, фу! Беги и принеси мою сумку.
Веки словно свинцом налились, но изумление было столь велико, что я их все-таки поднял. Даже несмотря на то, что это стоило последних сил.
Надо мной склонилась она. Дура. Прекраснодушная идиотка. Гребаная святая сволочь.
Ослепла, что ли! Не видишь, кого тебе мертвые боги под ноги послали?!
И в следующую секунду понял: не видит! И правда не видит!
Глаза святой сволочи были едва прикрыты полоской алой ткани, явно оторванной от подола когда-то строгого орденского платья. А под повязкой проглядывали пустота и след от ожога.
Какого шатта?! Кто посмел?!
Слепая. Она слепая!
И тащит меня из помойки исключительно потому, что не видит, кто перед ней. Как там говорили эти больные праведностью идиоты? Неисповедимы пути богов.
Глава 3
За прошедший месяц стала уже почти привычна мысль, что я – не совсем я. То есть тело было почти мое – при ощупывании не ошибиться, с моей тактильностью и умением запоминать ощущения. Но все равно разница вылезла сразу.
Во-первых, я стала моложе. И худее. Такой я себя помню лет в семнадцать, наверное. А еще у меня обнаружились длинные волосы, ужасно неудобное платье из шелка и страшный ожог на месте глаз.
Вот так… даже попав из своего мира в чужой, я, увы, осталась слепой. Собственно, ожог был и у моего прошлого тела. Но не такой свежий. Мой давно зажил.
Обидно, конечно, до чертиков. Нет, спасибо, что живая, да. Только как бы не помереть прямо сразу. Потому что, когда я очнулась после удара мотоциклом, вокруг меня было не только привычно темно, но еще и очень шумно. Причем шум был неправильный.
Короче говоря, меня в тот момент почти парализовало. Не тело парализовало, а мозг. И когда на меня кто-то рявкнул из темноты: «Убирайся, чтобы тебя здесь больше никогда не видели! Не смей приближаться к храму, ты этого недостойна!» – я послушно встала сначала на четвереньки, потом на ноги, машинально пощелкала и поняла, что под ногами у меня грунтовка, за спиной какое-то большое здание и толпа людей, а впереди пустота. В эту пустоту я и побрела.
– Но, господа, разве святая не спасла нас, закрыв собой от огненного проклятия? – раздался неуверенный шепот откуда-то сбоку.
– Если бы не она, отступника казнили бы раньше и он не смог бы применить свою черную магию! – зло оборвал этот шепот прежний голос. Мужской, кстати. И вроде бы смутно знакомый. Странно,
Ну, спасибо так спасибо. И надо убираться отсюда как можно скорее.
Я брела и щелкала, ощупывая дорогу эхолокацией, довольно долго. Пока людской гомон и прочий неправильный шум не остались далеко за спиной. Вокруг стал ощущаться лес, который шумел уже нормально – как обычному лесу и положено. Наверное, от этой правильности у меня мозги немного расклинило.
Я свернула с грунтовки, прошла немного вглубь зарослей, осторожно касаясь веток и отводя их руками. Выбрала место посуше и уселась под куст.
Итак, что в итоге? Я какая-то святая. Бывшая святая, внесем поправочку. Защищала, кажется, какого-то отступника, который потом очень сильно нагадил тем людям. И не зря, наверное. Раз они так легко выкидывают слепую женщину, которая спасла их жизни, в лес. С другой стороны, может, для меня так даже лучше? Я ведь не она. Мало ли… как тут к попаданцам относятся. Если существует «огненное проклятие» и прочая магия, а также храм, где пытались казнить некоего отступника… короче, чем дальше я буду от всех этих прелестей, тем целее останусь.
Поехали дальше. Огненное проклятие, хм… магия. А как святая защитила народ от этой штуки? Может, у нее тоже было что-то типа волшебства? И куда оно делось в таком случае? Осталось со мной или упорхнуло вслед за прежней владелицей тела?
М-да. Вспоминать тот день до сих пор тяжело и интересно. Тяжело, потому что сами попробуйте умереть, попасть в чужой мир и огрести непонятно за что в течение нескольких часов. А интересно – потому что именно тогда я обнаружила, что не все так плохо в этом мире.
– Хрюша, перестань на него рычать, он сейчас и воробья не в состоянии обидеть. – Я устало вздохнула и заправила за ухо длинную прядь. Надо обрезать эту шевелюру, в который раз себе обещаю. Всегда носила короткую стрижку, так удобнее и проще, особенно если все равно не можешь полюбоваться на себя в зеркало. Так, берем раненого за ноги… Где они тут? Ага. И тащим. Рану я ему перетянула. А на плечи взвалить не сумела – здоровенный лось. Как сознание потерял – стал еще тяжелее.
– Хрюш, сумку взял? – Боров недовольно всхрапнул и мотнул неповоротливой башкой, сунув мне под руку жесткошерстное рыло, опоясанное полотняной лямкой. – Ага, молодец. Пошли потихоньку. Мне неудобно задом наперед дорогу обшаривать, предупреждай, где свернуть, ладно? Нам нужна полянка у ручья.
– Топить будешь? – с сарказмом прохрипел вдруг недобиток. Пришел в себя? Сочувствую. А отвечать не стала, я все еще плохо умела управляться с силовыми линиями, и, хотя я изо всех сил тренировалась совмещать их со своим щелканьем, получалось пока хуже, чем просто эхолокацией.
Шага через три я все же сообразила, что можно и нормально идти, а не пятиться, как рак, волоча за собой изредка шипящее и стонущее тело. Просто развернулась, взявшись за ноги страдальца как за оглобли от тележки, и двинулась дальше про протоптанному Хрюшей пути.