Алая Вуаль
Шрифт:
Я оцепенело смотрю на стену с книгами. Ряды за рядами потрескавшихся корешков. Рядом со мной Лу сидит с Коко, склонив голову на ее плечо и перекинув ноги через ручку их кресла. Серебряная лента, которую подарил мне Михаль, свободно болтается между пальцами, пока я читаю каждое название.
Приключения Ода, Бодрика и Флема.
Брайар и Бин.
Сестра Рен.
Явно из раздела сказок. Я почти смеюсь над иронией. Почти. Всего несколько часов назад я думала, что вампиры способны жить на страницах одной из этих книг, уплывая на тайные
Как же я была глупа.
То, как быстро Михаль расправился с Янником и остальными, заставило меня поверить, что их смерть не принесла ему удовольствия, но сегодня ночью он доказал обратное. Сегодня ночью он был расчетлив, жесток, граничащий с садизмом, ради одобрения своих людей. Эта мысль приносит острую, неожиданную боль, пока я снова не сосредотачиваюсь на титулах. На потускневших золотых буквах. Все, что угодно, лишь бы забыть воспоминания о руке Михаля с алым пятном. О криках Присциллы, бьющих по ушам.
Как Зацвела Маленькая Роза.
Зимняя Королева и Ее Дворец.
Мой взгляд задерживается на последней — корешке из слоновой кости в тканевой обложке с облупившимися буквами. Я узнаю эту книгу. У нас у самих был такой экземпляр, и долгие годы он занимал почетное место на прикроватной тумбочке Филиппы. Она читала мне ее каждый вечер — сказку о ледяной королеве Фростине, которая влюбилась в летнего принца. Каждый год он проезжал на своей солнечной карете мимо ее дворца, растапливая снег и лед, и она люто ненавидела его за это, пока однажды не обнаружила на пороге стебель подснежников. В ярости она раздавила белые лепестки под сапогом. Однако на следующий год она обнаружила целый ковер из них в своем саду, и, поскольку она не могла раздавить их все, ей ничего не оставалось, как влюбиться в принца.
Это была нелепая история.
Позже Филиппа сама расскажет мне ее. Но что, интересно, подумала бы она обо всем этом? Что бы она сделала? Предупредила бы она меня, чтобы я бежал далеко и быстро от Реквиема и его тьмы, или призвала бы меня передумать? В конце концов, она влюбилась в Некроманта. Возможно, по ее мнению, Джульетта и остальные заслуживали своей участи. Мои пальцы крепче сжимают чашку, и я вслепую ищу другой раздел для чтения. Любой другой раздел. Может быть, садоводство или анатомия человека…
— Это… интересная комната. — Лу прослеживает мой взгляд до книжной полки, а затем поворачивается в кресле и поворачивает шею, чтобы посмотреть на мезонин91. Она наклоняет чашку к портрету особенно суровой на вид женщины с исхудавшей кожей и бородавкой на носу. — Эта очень похожа на мою форму Старухи — или, полагаю, на форму Старухи моей прабабушки. Я сама не позировала для портрета, но почти уверена, что это те же самые волосы на подбородке. — Когда я отказываюсь смеяться и вообще как-то реагировать, она добавляет: — Легенда гласит, что они ей так понравились, что она заказала тридцать семь портретов себя в образе Старухи и развесила их по всему Шато ле Блан. Тридцать шесть до сих пор там. После ее смерти моя бабушка собрала их все в одной комнате, и однажды ночью я случайно наткнулась на нее. — Она притворно вздрагивает. — Меня неделю мучили кошмары.
Когда я все еще не отвечаю, Коко вздыхает
— Они бы убили тебя, Селия.
Я пристально смотрю на Мифологию Растений.
— Я знаю.
Мы втроем снова погружаемся в молчание — хотя и напряженное, — пока Лу не качает головой, выставляя челюсть в упрямую линию.
— Они действительно пытались убить тебя, и если бы Михаля не было рядом, я бы тоже не колебалась. — Она наклоняется вперед в своем кресле. — Да, я могла бы выбрать другой способ, но я бы убила их все равно.
Когда я продолжаю смотреть на книжную полку, не в силах ответить, она поддевает ногой ножку моего стула и поворачивает меня к ним.
— Жан-Люк был не единственным обезумевшим от горя, знаешь ли, — говорит она. — Когда ты не появилась в моем доме, мы подумали, что тебя убили. Мы думали, что найдем твое тело в Долере на следующее утро — оно плавало там вместе с мертвой рыбой.
Коко быстро отводит взгляд, ее глаза напряжены.
Посмотрев на нее, Лу продолжает:
— А потом, когда мы получили твою записку…
— Как ты могла просить нас не приходить за тобой? — Коко спрашивает низким, напряженным голосом. — Как ты могла подумать, что мы оставим тебя здесь умирать?
Я смотрю на их обиженные лица, пораженный.
— Я никогда не хотела… я не думала…
— Нет, ты не думала. — Лу вздыхает и ставит свою недопитую чашку чая на стол. — Послушай, мы не виним тебя в том, что случилось, правда, но неужели ты действительно так плохо о нас думаешь?
— Конечно, нет. — Наклонившись вперед, я тоже ставлю чашку на стол, не в силах выразить недоумение, поднимающееся в моей груди. Я… я должна как-то это исправить. Мне нужно объяснить. — Михаль… он хотел убить вас, а я просто пыталась…
— Защитить нас? — Лу вскидывает бровь и бросает на Коко косой взгляд. — Звучит смутно знакомо, не так ли?
Моя грудь сжимается от этого намека, и я поднимаюсь на ноги, проходя мимо них к камину. Однако, дойдя до него, я поворачиваюсь на каблуке и направляюсь к книжной полке.
— Это несправедливо. Жан-Люк обращается со мной так, будто я сделана из стекла, и когда я с ним, я тоже начинаю в это верить.
— Ты никогда не была стеклянной, Селия. — Я чувствую на своей спине пристальный взгляд Лу и, не выдержав, поворачиваюсь к ней лицом. — С тех пор как ты приехала в Реквием, ты успела подружиться с вампирами и призраками, проникнуть в заколдованный бордель и в одиночку раскрыть заговор некроманта. До этого ты обезвредила одну из самых злобных женщин на свете, дала клятву стать первой женщиной-Шассером и пережила ужасное и невозможно жестокое похищение. Кого волнует, что ты иногда плачешь? Кому какое дело, что тебя до сих пор мучают кошмары? — Она качает головой. — Сейчас ты можешь чувствовать себя другим человеком, но это не значит, что ты была другой. Это не значит, что ты была слабой.
Коко решительно кивает, все еще прижимая к груди свою чашку.
— Мы все делаем все возможное с теми руками, которые нам достались.
Пауза.
— А разве другое…..плохо? — тихо спрашиваю я.
К моему удивлению, они обе смотрят на меня с чем-то похожим на гордость. Но это не снисходительность, как я опасалась. Нет, это чистое и яростное. Это… это настоящее.
Усмехнувшись тому, что она увидела в моем выражении лица, Лу снова опустилась на стул рядом с ними.