Альбом красавцев
Шрифт:
Разрумянившаяся от мороза, в меховой шапочке-менингитке, с рыжеватой модной челочкой на лбу, в беличьей короткой кофтенке и в черной юбке, она быстро и твердо — тук-тук, тук-тук! — переставляла свои стройные, крепкие ножки и действительно была очень хороша собой.
— Ты бы еще позже явилась! — ворчливо сказала Катя, с трудом скрывая свою радость. — Поздравляю! Мы опоздали на сеанс из-за тебя.
— А мы в кино вовсе не пойдем!
— Здравствуйте! А куда же мы пойдем?
— В церковь!
— Куда?.. В цирк?!
— В церковь! — с той же покоряющей небрежностью повторила Люся и взяла подругу под руку. —
Хотя Люся и сказала «наш альбом», но это, собственно говоря, был ее личный альбом для фотографий, самый обыкновенный альбомчик в картонном переплете.
Но какие же роскошные фотографии были расклеены на его страницах! Только мужские и только красавцев! Здесь были всякие красавцы — знаменитые, признанные миром и еще не известные ему, с автографами и без, в профиль и анфас, военные и штатские. Вот фотография улыбающегося Жерара Филиппа в костюме Фанфана-Тюльпана, вырезанная из иллюстрированного журнала. А рядом мирно соседствует любительское фото задумчивого курчавого молодого человека в мятом пиджаке стандартного покроя. Это Филипп Жарченко, красавец техник из Люсиного домоуправления. Владелица альбома была влюблена в него, когда училась еще в девятом классе. Переверните страницу, и вы увидите фотографию популярного отечественного киноартиста с его собственным автографом. Дальше портрет знаменитого генерала, героя минувшей войны, — тоже вырезанный из журнала. Под ним юный суворовец, снятый в профиль. Орлиный нос, волевой твердый подбородок и энергичная надпись:
«Люсеньке Телятник на память о совместных велосипедных бросках Малаховка — Удельная и обратно. Не забывай!.. Олег».
А Катин вклад в альбом заключался лишь в одной-единственной карточке. На ней был изображен плотный, смуглый мужчина, толстоносый, с закрученными кверху черными усами и с выпученными от напряжения бездумными, веселыми, немножко бараньими глазами. Это был двоюродный дядя Кати Пляскиной — винодел с Северного Кавказа. С большой натяжкой можно было посчитать его красавцем. Но зато карточка была с автографом, что особенно ценилось. Весельчак-винодел написал на ней: «Расцветай, как груша, дорогая Катюша!» — и расписался небрежно и неразборчиво, словно на железнодорожной накладной. Других мужских карточек у Кати, увы, не было. Приходилось с помощью дядиной фотографии доказывать, что и она, толстая дурнушка Катя, способна побеждать мужские сердца.
Чтобы закончить предысторию «альбома красавцев», надо еще сказать, что общественность десятого класса школы, в которой учились Люся Телятник и Катя Пляскина, не раз пыталась повлиять на наших девиц, но пронять языкастую, дерзкую Люсю было не так-то легко.
— А что мы делаем плохого в конце концов? — говорила Люся Телятник в ответ на упреки и наставления. — Что сказал писатель Чехов? Писатель Чехов сказал, что в человеке все должно быть прекрасно — и лицо, и одежда. Вот мы и собираем прекрасные мужские лица. У нас с Катькой тонкие эстетические натуры, не то что у вас.
— Из-за этих прекрасных мужских лиц у тебя двойка по географии, а у Кати — по истории!..
— При чем здесь история с географией?! Вообще это наше личное дело. Отвяжитесь!
Редактор школьной стенгазеты Сеня Тараканцев хотел написать фельетон о Люсином
Встретив редактора в гардеробе, она отвела его в сторону и с очаровательной улыбочкой сказала:
— Сенечка, у меня к тебе большая просьба: подари мне свою фотокарточку…
Бледный, с впалыми щеками, угловатый, Сеня Тараканцев иронически усмехнулся:
— Нашла красавца!
— Мужская красота, Сенечка, понятие условное. И вообще, если я тебя прошу, значит, в твоей наружности есть что-то такое… с эстетической точки зрения.
Испарина выступила на порозовевшем Сенином лбу, и суровый редактор, опустив очи долу, сказал хрипло:
— Какую тебе дать: в профиль или анфас?
— Пожалуй… в профиль лучше. В профиль ты похож на одного обаятельного итальянского киноартиста… не помню его фамилию… И вообще… даже что-то ивмонтанистое в тебе есть.
Став обладательницей фотографии «самого» редактора стенгазеты, да еще с надписью в стихах, Люся Телятник больше не опасалась нападок со стороны общественности, а когда Катя бубнила ей, что, мол, от Сеньки Тараканцева всего можно ожидать, говорила, загадочно усмехаясь:
— Ну… пусть только попробует!
— Эта церковь тут недалеко, я знаю, идем скорей, — увлекая за собой Катю, бурно говорила Люся Телятник. — Она называется, кажется, «Никола-на-задворках». В общем, что-то там с Николой. А «он» в этой церкви работает дьяконом. Мамина знакомая — я из-за нее и опоздала — говорит, что это совершенно невероятный красавец. Такой, знаешь, демон… с бархатным басом и с небольшой бородкой. Катька, я жива не буду, если не возьму у него фото с автографом.
— Не даст он тебе карточку… да еще с автографом!
— Посмотрим! — с вызовом сказала Люся и на ходу поправила свою челочку. — Не отставай! Идем же скорей!
— Люська! — вдруг с тоской не сказала — проныла Катя Пляскина, — не надо дьякона, бог с ним совсем! Пойдем лучше в кино на Радж Капура.
— Что такое? Откуда это пищат?!
— Нехорошо… нам — и в церковь! И вообще… мы все-таки комсомолки с тобой!
— Вот глупости какие! Мы же не молиться идем, а… с эстетической точки зрения.
Подруги вошли в церковь. Мертвенный запах ладана и тающего воска, трепещущие огненные язычки свечей, освещающих снизу суровые бородатые лики святых на иконах, — все настраивало на торжественный лад. На клиросе громко и стройно пел хор. Им управлял регент, изможденный гражданин, по-видимому больной желудком: дирижируя, он порой вздрагивал всем телом и, деликатно прикрывая рот ладошкой, скрывал болезненную отрыжку. Благостные старушки одобрительно поглядывали на Люсю и Катю, смело пробравшихся вперед. Одна даже прошелестела над самым Катиным ухом:
— И молоденьких тянет во храм господний!.. Спаси и помилуй нас, царица небесная!..
Вдруг раскрылись боковые двери, и из алтаря на амвон вышел сам дьякон, облаченный в парчовый стихарь. Небольшая клинышком черная бородка красиво оттеняла его мужественное лицо.
— Ой, Катька, какой же он красивый! — шепотом сказала Люся Телятник.
— Ужасно красивый! Мой Георгий на него похож.
— Как свинья на коня.
— Честное слово, глаза абсолютно одинаковые!..
— Вы зачем в храм пришли? Шептаться? Уходите отсюдова! — послышался злой шепот сзади.