Чтение онлайн

на главную

Жанры

Шрифт:

Мужчин надо задерживать и сажать под арест, чтобы оградить их от женщин, думает жандарм, который всё это знает или хотя бы слышал об этом в последнее время или где-то видел. Из этого он выведет своё учение. Мы ловим их, женщин, делаем вид, будто молимся на них, думает жандарм. Почему бы не наоборот? Почему бы им не поклоняться нам, в частности мне? Не так уж это и обременительно. Что уж такого. Я бы это тоже сумел, разве нет? Так, теперь жизнь действительно получит вызов, это больше не игра, и сам себя объявишь победителем. Надо хватать женщин, подходящих для этого, пока они не убиты, думает жандарм. Такт мы пошлём на все четыре стороны, такое женщины вообще не любят, они хотят, чтобы их брали жёстко, и для этого у нас хватит четырёхтактников, которые попадают к нам в сеть в великой дорожной битве между пешеходной зоной, спортивным парком и торговым центром или в рабочих предместьях, где некогда цветущая государственная промышленность валяется в пыли, пытаясь уползти, но не пускают путы, которые профсоюзы закрепили на её конце, препятствуя бегству капитала за границу. Безработным изо дня в день приходится попирать биржу. Бестактность, но не бездарность-вот всё, что нужно убийце. У нас это тоже есть, если присмотреться в зеркало! Пусть зеваки толпятся у места дорожно-транспортного происшествия, а жандарм перешагнёт через временное ограждение и — свободен. Тихо покоится озеро. Вот та, что замешана в аварии, у неё есть собственная квартира, и она тоже свободна, хоть и не в сексуальных делах. Свободу она, однако, не ценит и гуда более склонна угодить в плен к мужчине и не отвечать за это. А вот — та, у которой вообще собственный дом на одну семью, хотя всей-то семьи — она одна. Сейчас она кричит, накричаться не может, так кричат только граждане, у которых давно не было подходящего слушателя для их крика. Ага. Она позволяет себе орать просто

так. Раньше она была сдержанна и держала себя прилично. И вот началось. Это сердце требует чистосердечного признания, действительно ли имеется в виду только она одна, единственная, или у неё есть соперницы? Кому надо к жандарму, должен постучаться, но бывает, что коллеги дают ему от ворот поворот. Мы все более-менее поворотливы, но такого поворота событий не любим.

Надобно знать тайну, как держать женщину в узде. Не обязательно быть врачом, чтобы вскрывать людей, но врачом было бы лучше, — открыть в брюхе змея, который нас всех когда-то искусил. Зло, где же ему ещё быть: мужчине приходится быть врачом, психиатром, хирургом и анестезиологом в одном лице. Даже если у него для этого ничего нет, кроме этого довольно длинного, сильного органа, скальпеля, который не станет долго юлить и ломаться, если ему хочется внутрь, ведь он не дрель. Используя дрель, не оглядываются в безлюдный переулок, не принесёт ли кого нелёгкая. Отвага растёт с аппетитом. Кричащая женщина рядом с её автомобилем, у которого крыша слегка поехала, внезапно умолкает и таращится на человека в форме, как будто впервые в жизни видит его живьём. Тушь потекла с ресниц по более чем пятидесятилетнему лицу, ну ничего. Лицо не должно переносить столько еды, иначе оно разбухает, но тоже ничего. Внизу, на низменном берегу озера, рядом с женщиной и жандармом тянется ландшафт, наряду с государственной трассой. Грязь оползня наконец убрали, и волосы тоже, которые оказались там непонятным образом, охапка волос, никто так и не понял, что они там делали. В конечном счёте неваядао, кого или что хапаешь, главное — есть за что взяться, когда доходит до дела.

В некоторых домах горит свет, где живут вдовы и прочие одиночки. Их лица можно уподобить безлюдным залам, которые только и ждут, что кто-то включит свет, войдя, чтобы этого больше не пришлось делать им самим. Их органы гудят. Если надо, они готовы убить сами себя, лишь бы к ним наконец кто-то пришёл. Некоторых, к сожалению, преждевременно стряхивают с дерева жизни. Чтобы их страстные чувства не гибли вотще, они садятся в свои машины и едут куда глаза глядят, лишь бы с кем-нибудь познакомиться. Чтобы их сняли, как сливки. Кто-нибудь из дорожного движения или его блюстителей. Ехать не слишком медленно, но и не слишком быстро. Теперь только бы не допустить ошибки! Пятьдесят лет незапятнанности растратились — и глазом не успел моргнуть! Этого жандарма кто-то должен обогатить, иначе плохи его дела. Следует нежно, как гипнотизёру, рукоположить женщину ладонью на затылок или наложить руки на её шею, вот ока уже вскидывает голову, как лошадь, вот она показывает зубы и становится такой взмыленной, что пена вырывается изо всех дыр. Никто не видит, как она фантазирует об исчезнувшей любви. Но всем видно, как она тоскует по новой, — а вот и она. Как хорошо, что я села в машину. Ах ты, японский автомобиль среднего класса, который видели на месте преступления! Язык вываливается из распахнутого рта, хочет сплестись с другим языком, сколько же можно? Губы ещё долго хотят оставаться на месте происшествия и длить обмен ласками, как в бульварных романах; обменять жестянку на золотые цепочки, кольца и браслеты, равно как и золото отдашь за железо, где же граница? Знает ли тело предел? Эта тоска: женщины, отчаявшиеся свидетельницы собственного состояния, оценивают расстояние, но сами уже не могут выбраться на сушу, чтобы попасть в более приятное состояние. Позднее замужество не исключено. Раньше они не могли отпустить себя, потому что были единственным, что у них было. Но тогда зачем всё так алчно раздаривать? Не могли дождаться, когда можно будет навязать себя целиком, отдать себя в чужие руки, не дожидаясь, когда ассистентка дрессировщика на телевидении проверит домик на прочность ограждения, а квартиру — на прочность оконной решётки (чтобы зверь не смог вырваться к нам), где они, люди, должны произвести посадку, по большей части жёсткую. Неважно, куда они угодят, на мягкое или на жёсткое, главное, что мы придём, послюним, у нас под рукой влажные салфетки, и стебель мы держим крепко, пока цветы зарождающейся симпатии снова не поникли головкой. Пока её не прорвало. Всё как всегда. Профилактика избавит от лечения, например раковой опухоли. Твёрдый шанс, властная поступь, пистолет, униформа, которая возвещает о прибытии повелителя, потому что она опережает его на калибр ровно девять миллиметров, и повиновение, которое он умеет вызвать в женщине. Странно, что другие никак не могут с этим справиться. Шторы с их перевязью и смазкой для скольжения (к сожалению, ему пора идти, ведь и лётчики всегда спускаются на землю) отлетят в сторону, шея вытянется, чтобы посмотреть ему вслед, как он, даже не оглянувшись, сворачивает в переулок у парфюмерного магазина. И это после того, как побывал в этой мерцающей розоватым и голубоватым внутренности, куда можно попасть лишь через тесный проход, но он через него пройдёт, он, единственный, так красиво задрапированный складками, чтобы взбодрить, но этого даже не понадобилось, как можно было заметить. Слушай, ты просто фантастическая, шептал он, прошло только три недели, этот шёпот над его угловатым подбородком, а рука внизу полистывала, перебирала, взбиралась вверх, поглаживала, пощипывала и похлопывала по плоти, просто классно. Неужто правда всё, что ты тогда почувствовала? Потом они уже не твёрдо в это верят, они снова алчут, как только внизу хлопнет дверь, и снова жаждут, чтобы потом, в покое, всё заново перевспоминатъ. Есть ли наличные деньги, украшения, ценные вещи? Для мужчины это важнее, и ванна была бы сейчас кстати, размышляет жандарм, который запачкался и вообще хотел бы избавиться от запаха духов. Жена дома не ждёт и принюхиваться к мужу не станет, не посмеет. Этот мужчина принадлежит теперь мне одной, с ним я могу делать всё что хочу, думает жертва, пока ещё может думать. Пока она ещё в сознании. Другой мужчина тем временем уже мёртв, в нём повышенное содержание анафранила и ойглю — коля, которые понижают уровень сахара и поднимают настроение, но ничего такого у него уже и в помине нет. Преступница была женского рода и прибегала к нечестным лечебным средствам. Спортсмену они ни к чему. Женщина, бывает, и без смерти как мёртвая, потому что не знает, когда и как ей двигаться в сексе. Убийца взгромождается на неё и правит куда глаза глядят, лихач, не меняя направления. Адский водитель, призрак. Он разъезжает с мёртвой на машине, он даже уселся на неё, вы только представьте себе! Он набил полную машину трупов, которые поднял, но предпочёл бы не поднимать шума, они так тихо спят под ним и позади него, не надо будить мёртвых! Убийца может пробудить чувство. Но сам он должен оставаться холодным. Скромничать ему нельзя.

Курт Яниш (Мне всегда мучительно произносить имена, а вам? Это звучит так глупо, но как иначе обращаться к людям?), жандарм, пока ещё чувствует сочные цвета вокруг, просыпаясь по утрам, но они ни о чём ему не говорят. Однако его тут же тянет наружу, в палисадник, где цветут цветы, обещая нечто большее, а именно: женщину, которую можно взять цветами. Жандарм — любитель странствовать по местным горам и предгорьям, где можно жить и людям, хотя для них там мало места. Люди в обрамлении гор — что дитя в колыбели. Они любят селиться в долинах, ну, разве ещё на холмах, где летние домики будут отрезаны от мира, если сойдёт оползень, и тогда все мечутся в панике и кидаются друг на друга, поскольку приезжие хотят общения. Сны жандарма похожи на горные тропы. Их много.

Отчего это мне вспомнилось: вчера Курту Янишу приснилась пара медведей, которые были когда-то молодыми, пожелтевшее фото зафиксиров ало их в молодости, они были предназначены для природного парка, в местах не столь отдалённых, но потом их предпочли поместить в медвежатник, и они продолжали долгие годы радовать приезжих, хоть и из-за решётки. Теперь оба медведя сдохли один за другим, после долгой тяжёлой болезни, в преклонных годах. О том, что время проходит, легко узнать по фотографиям, когда они желтеют и трескаются. Смерть крадётся по жизни незаметно, фотография весёлых медвежат перекроется старыми, усталыми зверями с облезлой шерстью. Ах, мягкие человеческие волосы, почему они так трогают меня? Их деревья растут в небо, но является жандарм и срезает их, если они грозят повредить провода, господин начальник оперативной группы. Так точно, мы тоже проводим оперативные вылазки в целях безопасности, и наши собаки недавно получили жёлтые покрывала-попоны для своих вылазок, чтобы их было видно издалека и чтобы они не покрыли невзначай и безнаказанно кого не следует, славные наши животинки с их чуткими носами. Доберманы часто болеют. Бельгийские овчарки повыносливее. Только бедные медведи теперь сдохли.

Вот карьер, стоячая вода, которая, как всякая вода, подолгу покоится под богоданным поверхностным давлением, тёмная и всё же ясная для нас как очевидная ценность. Ах, если бы эта вода ещё не была биологически изменённой! А так, к сожалению, озеро не тёмный драгоценный камень в оправе гор, которые иногда распускают свои нервы, водные расширенные вены гор, и швыряют вниз свои собственные напоённые под завязку склоны, а виной всему человек и его дела, да-да, оползень — это когда склоны сползают вниз по собственным бёдрам, как спадающие горные штаны, юзом ползут земные подошвы, эти напитанные соками зеленя, и не за что им зацепиться. Этой весной, увы, было много дождей. Размыло дороги, на которых стояли припаркованные машины, охах. Люди не могли выехать из мест своего отдыха и оказались в западне у местных жителей, которым приходилось взбираться на недосягаемую высоту их лучших манер, чтобы так долго выносить этих приезжих. Зимой они уже наловчились убивать лавинами — местные жители и их урождённый снег, триединый сын воды. (Ведь вода то и дело меняет форму.) Эта живая игра природы в мгновение ока улаживает все дела. Является целая бетонная стена из снега, этого излюбленного, но неброского (он просто валяется под ногами, коли уж выпал) спортивного инвентаря, который валит круглые сутки и никто, кроме спортсменов, не принимает это к сведению, разве что ещё те, кто не успел сменить летние шины на зимние. И этот снег вдруг становится как камень, как бетон, который мучается животом и поэтому должен опорожниться как следует, от всего освободиться. И нам приходится смотреть на это по телевизору, хотя куда больше мы интересуемся мини-футболом. Итак, озеро. Ему недостаёт одной решающей детали, а именно: жизни в нём. Форель гуляет в Мюрце, она избегает стоячей воды, но ещё до этого она умирает на удочке или от сбросов электростанций, если те слишком быстро открывают шлюзы, — я уже говорила об этом в другом месте. Механизм я понимаю не до конца, но рыбы от него гибнут сотнями. Раз-два и готово. В любом камне и в любом виде почвы есть под ходящие углубления и впадины, к которым легко подходит вода, но её состав не подходит рыбам. Они бы давно уже рассказали о своих проблемах, если бы могли говорить.

Почему именно эта вода так уж опоена и чем таким, что опрокинулась? Надо очень долго снабжать воду нездоровой пищей, чтобы она стала такой жирной. Если мы начнём введение питательных веществ с десяти миллиграмм в год, но ежегодно будем поднимать содержание на два процента, то озеро получит нервный срыв, поскольку будет думать, что ему придётся переваривать всё больше, а оно уже и так давно пресьпцено. Но мне в настоящий момент не видно, какую пишу оно получает, — и чем оно, собственно, подпитывается? Кто запустил тот круговорот, пока в нём что-то не поднялось и не потянулось, а потом восстало и пошло, даже не прибрав своё ложе? Я нигде не вижу подпитки для озера, здешние места вообще не годятся для экстенсивного сельского хозяйства, это скорее край экстенсивного использования свободного времени. Если что и следовало убивать, так свободное время, а не это озеро.

Вот уж упали вечерние тени на воды, прикорнувшие в своём ложе. Впадина образовалась не тектоникой, не вулканизмом, не эрозией или аккумуляцией, а просто кто-то взорвал почву под карьер, чтобы брать оттуда глину, а туда свозить мусор со строительства дороги, но потом решил по-другому, и котлован заполнили водой. Посмотрите, другие водоёмы производят даже ветер, это совершенное Ничто из воздуха; и лёд можно растопить, чтобы произвести воду. Эту же воду залили, но без цепочки питания, нет, её сюда не заложили (то есть потребители и производители внутри этого биоценоза не приходят в него и не выходят из него, они только стоят, вы же сами видите): вон стоят две три гребные лодки, заплатить за их прокат вы можете в гостинице за трассой, там же вам выдадут и вёсла. И тогда вы получите возможность глянуть в воду, никто вам этого не запретит, но весь набор подводных видов и близко не лежал к упитанным рыбам, улиткам и микроорганизмам, этот гарнир лишь трава, трава да зелень, вы видите это невооружённым глазом, макрофиты, растительные организмы; если вы сунетесь туда, ваши голоса будут приглушённо пробиваться как сквозь парк живых растительных существ, языки листьев станут ласкать вас, как ветки деревьев, но я бы на вашем месте как следует подумала, прежде чем туда пускаться. Если вы не умеете плавать, то сперва сфотографируйтесь на прощанье. Итак, эта вода вообще не похожа на воду. Уже одно то, как она сомкнётся на ватттей шее, если вы всё же захотите заняться водным спортом! Эта вода не так близка к природе, как вы. Даже если вы просто перегнётесь через борт, не коснувшись воды, у вас будет впечатление, что это скорее желе, жижа, нет, гуща, тонны и тонны водорослей; я спрашиваю себя, как же там происходит фотосинтез, если вода совершенно непроницаема для света? Смотрите: вон плавает сломанная ветка. Она уже наполовину затонула, как будто окаменела и слишком тяжела для воды, которая немилосердно тянет её вниз. Этих водорослей здесь, собственно, не должно быть — в более здоровых водах их бы и не было, во всяком случае в таких гигантских количествах. Может, виноват плохой климат? Кажется, что-то всплыло, необычное для молодости этого водоёма, вскарабкалось на поверхность, и его химические свойства оказались свойственными гораздо более старым водам? Может, перекрытие не такое уж и непроницаемое, а? Может. из-за динамики глубинных грунтовых вод? Как, тутвообще нет никаких грунтовых вод? Что, просто влили сюда пресную жижу и потом убрали шланг?

На воде сейчас плавает лодка — как любовь в человеке: парит, не сдвигаясь с места и не выходя за пределы самой себя. А ведь из любого места можно уехать любым способом. Лодка нашла своих пассаясиров и теперь скользит без плеска и брызг, уже ничему не приходится удивляться, ведь для этих вод привычна именно такая густая плотность, совсем другой удельный вес, не как у нормальной воды. Кажется почти, что она твёрдая, что было бы противоположностью воде, оттиском с оригинальной водной формы, но оригинал больше недоступен, — что я, собственно, хотела этим сказать? Неважно, лучше я этого не скажу, ведь мне понадобились бы для этого целые страницы, которых мне потом будет недоставать в жизни, а это её лучшие страницы. — Итак, это вода, но с виду не похожа и на ощупь не такова. Если захочется поплавать, лучше поехать в Капеллу, там пруд, сама приветливость, скажу я вам, с мобильными домиками на берегу, с шумными ребятишками, которые на своих надувных крылышках просто на седьмом небе, повсюду радость открытий. Но купальный сезон пока не открылся, вода ещё холодная. Я сказала бы, озеро трудно открыть, к нему ещё надо пробраться, чтобы его обнаружить. Они никому не навязываются, эти чёрные помои, которые должны бы участвовать в круговороте воды в природе, но даже осадки, кажется, в нём не осели и не наделали брызг. Будто падали заторможенно, словно на губку. Не вода, а просто тёмная поверхность рядом с трассой, у самого объезда, проложенного вокруг посёлка, чтоб наконец-то, вот уже несколько лет, не надо было больше тормозить. Я торможу и из-за зверей, говорит эта машина, которая сама по себе ничего не может. Материал для дороги брали из земли, а взамен отдали ей дешёвую воду. Вам бы это совсем не понравилось. Представьте себе, у вас есть коридор, куда вы могли выставлять ненужные шкафы, и вдруг вам вместо него — полная ванна, которая погребает вас под своей мокрой полостью. Автобус с трассы заезжает в деревню, но дальше старая местная дорога неторопливо шествует пешком, а автобус разворачивается и опять на трассу. Можно хоть пятилетних ребятишек посылать в лавку одних, если они и попадут под колёса, так разве что детской коляски. А вот и автобусная остановка, грубо сколоченная будто из печатных пряников, наподобие лесных кормушек, чтобы не слишком выделяться из ландшафта, — мебель под открытым небом, но и не садовая: я бы не зашла так далеко, чтобы под любопытными взглядами соседей уютно там устроиться, подставив лицо солнцу. Домик со скамеечкой — скорее, служебная мебель, которой люди пользуются временно, главным образом учащиеся водительских курсов, профтехученики и старые люди, у которых нет машины, а надо поехать в какую-нибудь соседнюю деревню — в одну сторону до Марияцелля, в другую — до Мюрццушлага; я же из этой местности никуда не выбиралась целую вечность, она, как и я, сама неприметность, но и путы на ногах. Она повисла камнем у меня на шее — как я на любимом мужчине, если бы он у меня был и если б выпал подходящий случай.

Вопрос в том, как изобразить такой водный ландшафт, как у этого озера, толком не зная его языка. Я защищаюсь от невинности, с какой эта вода выступает на поверхность, и каждый остаётся при своём: она делает вид, что не может замутиться, но и меня ей не смутить. Это до ужаса застывшее, податливое Ничто, в которое погружаются вёрткие вёсла, однако, коснувшись поверхности, они тут же утрачивают свою расторопность, тяжелеют, страшась очередного погружения, а ведь оно могло бы продвинуть их дальше, так что я этого не понимаю. Они едва ворочаются в этом киселе, в этом желе, будто покрываясь гусиной кожей, они готовы остановиться и застрять в этом холодном водном пироге, торча в нём, как нож для торта, будто ведомый тяжёлой рукой невидимых, шумных крестьянских свадеб — женщин, разряженных в тонны нижних юбок, из-под которых того и гляди выглянут комковатые клубни стоп и пойдут раздавать пинки. Но даже они увязнут в густых зарослях камыша на берегу, и стопа в башмаке подломится, а зелёные деревья захотят смягчить её боль. Однако вода этого не допустит. Она не поведает вам ничего более приятного, чем я, можете готовиться к худшему! Почему именно вода была уготована этой выгребной яме? Даже эта вода тонет здесь сама в себе без единого вскрика. Эта вода не динамичный член движения природы, это абсолютно тихий и глупо остановившийся водоём.

Поделиться:
Популярные книги

Царь поневоле. Том 1

Распопов Дмитрий Викторович
4. Фараон
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
5.00
рейтинг книги
Царь поневоле. Том 1

Измена. Не прощу

Леманн Анастасия
1. Измены
Любовные романы:
современные любовные романы
4.00
рейтинг книги
Измена. Не прощу

Мастер Разума IV

Кронос Александр
4. Мастер Разума
Фантастика:
боевая фантастика
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Мастер Разума IV

Король Масок. Том 1

Романовский Борис Владимирович
1. Апофеоз Короля
Фантастика:
городское фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Король Масок. Том 1

Мерзавец

Шагаева Наталья
3. Братья Майоровы
Любовные романы:
современные любовные романы
эро литература
короткие любовные романы
5.00
рейтинг книги
Мерзавец

Я — Легион

Злобин Михаил
3. О чем молчат могилы
Фантастика:
боевая фантастика
7.88
рейтинг книги
Я — Легион

Не грози Дубровскому! Том II

Панарин Антон
2. РОС: Не грози Дубровскому!
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Не грози Дубровскому! Том II

Девятый

Каменистый Артем
1. Девятый
Фантастика:
боевая фантастика
попаданцы
9.15
рейтинг книги
Девятый

Матабар. II

Клеванский Кирилл Сергеевич
2. Матабар
Фантастика:
фэнтези
5.00
рейтинг книги
Матабар. II

Ты нас предал

Безрукова Елена
1. Измены. Кантемировы
Любовные романы:
современные любовные романы
5.00
рейтинг книги
Ты нас предал

Девочка по имени Зачем

Юнина Наталья
Любовные романы:
современные любовные романы
5.73
рейтинг книги
Девочка по имени Зачем

Не грози Дубровскому! Том V

Панарин Антон
5. РОС: Не грози Дубровскому!
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Не грози Дубровскому! Том V

Проданная Истинная. Месть по-драконьи

Белова Екатерина
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
5.00
рейтинг книги
Проданная Истинная. Месть по-драконьи

Генерал Империи

Ланцов Михаил Алексеевич
4. Безумный Макс
Фантастика:
альтернативная история
5.62
рейтинг книги
Генерал Империи