Алехин
Шрифт:
Эти черты стиля Алехина подчеркивал и Рихард Рети: «…Алехин — одухотворенный художник… хотя он не раз давал совершенные произведения искусства, но себя он никогда не считал совершенством; вечно ищущий, он все время растет; утонченно требовательный к себе, он и теперь видит перед собой много неясного и нерешенного… Алехин разбил Капабланку не путем стремительных атак, а страстным исканием новых путей…»
Победа Алехина нашла широкий отклик в Советском Союзе. В редакции журналов и газет хлынул поток писем, приветствовавших восхождение на шахматный трон представителя отечественной школы. Высказали свое
«…Александр Александрович Алехин выиграл матч и титул первого шахматиста мира в таком стиле и в такой обстановке, которые исключают всякое сомнение в том, что победа досталась сильнейшему…» — писал Григорий Левенфиш в журнале «Шахматы». Свой анализ борьбы за мировое первенство он заканчивал утвердительно: «Значение победы Алехина прежде всего в том, что она возвращает шахматному искусству его высокую роль… Новым чемпионом мира продемонстрирована глубина творческой фантазии… Партии Алехина по богатству пронизывающих их идей, по совершенству формы — истинные жемчужины шахматного искусства. Алехин — подлинный величайший шахматный художник современности».
Огромный интерес, проявляемый повсюду к итогам матча, побудил Алехина в начале 1928 года дать журналистам более обстоятельное интервью. Оно было опубликовано в зарубежной печати и в пятом номере московского журнала «Шахматы» за тот же год. Познакомиться с этим интервью небесполезно и нынешним читателям.
«Так мало еще времени прошло после окончания матча на мировое первенство — и уже много раз пришлось мне давать ответ на вопрос, как в фокусе отражавший в себе отношение огромного большинства как любителей шахмат, так и людей совершенно чуждых нашему искусству и спортивной стороне матча.
— Как (то есть, собственно, почему) вам удалось выиграть у Капабланки?
— Думается, что моей победе может быть только одно объяснение, по простоте своей напоминающее одну из Verites de m-me de la Palisse, а именно, что в Буэнос-Айресе в конце 1927 года я просто играл лучше Капабланки…
Можно, конечно, рассуждать о том, был ли мой противник в лучшей своей форме (хотя он сам до начала матча заявил urbi el orbi, что чувствует себя великолепно и вполне готов к бою) и не найдет ли он в себе новых сил для матча-реванша, который он мечтает устроить в 1929 году. Несмотря на очень высокое мнение о классе моего противника, на такую же высокую оценку его чисто интуитивного дарования и классического стиля его творчества, я полагаю, что Капабланка в 1929 году будет весьма мало отличаться от Капабланки 1927 года, так же мало, как этот последний отличался от победителя Ласкера в Гаване в 1921 году.
Думаю я это потому, что два с половиной месяца контакта с кубинским «genio latino» может только окончательно укрепить мое мнение о нем, начавшее складываться еще в достопамятные дни петербургского турнира 1914 года: шахматные минусы Капабланки, правда, незначительны и мной с трудом могут быть использованы, но зато неискоренимы, так как стоят в слишком тесной органической связи с его человеческими, слишком человеческими недостатками.
Но если Капабланка играл не хуже чем раньше, почему наши прежние результаты с ним были так мало похожи на случившееся в матче?
Да, вероятно, главным образом потому, что я в первый раз
Результаты матча помимо личного удовлетворения доставили мне еще двойную радость: во-первых, от сознания, что удалось избавить шахматный мир от вредного очарования, от массового гипноза, в котором держал его человек, сделавшийся за последнее время проповедником никчемности шахматного искусства и скорого его исчезновения; затем, от веры, что факт моей победы, казавшейся столь невероятной, сможет напомнить многим, что и в других областях жизни рано или поздно может свершиться то непредвиденное и казалось бы невозможное, что сплошь и рядом превращает самые смелые сны в действительность…»
Победа Александра Алехина в матче с Капабланкой открыла новую яркую главу в летописи борьбы за первенство мира, стала важной вехой в неисчерпаемом творческом развитии шахматного искусства. Она привлекла всеобщее внимание, стала сенсацией. Шахматный мир рукоплескал русскому гроссмейстеру, столь убедительно и эффектно доказавшему свое превосходство над, казалось, непогрешимой «шахматной машиной в образе человека». Репортеры осаждали нового чемпиона мира с просьбами дать интервью. Лейтмотивом бесед с журналистами были, конечно, итоги состязания двух великих шахматистов. Но порой разговор принимал и несколько иной характер.
Так, в интервью, опубликованном 11 декабря 1927 года в газете «Нью-Йорк таймс», корреспондента интересовал вопрос: «Играют ли роль в формировании шахматного гения математические способности, фантазия, память, расчетливость?..»
Отвечая, Алехин сказал, что математические способности не имеют значения в шахматах: «Что имеет значение? Фантазия в первую очередь. И еще дар к абстрактному мышлению…» Продолжая, он сказал, что не следует придавать слишком большого значения наследственности: «Можно быть блестящим шахматистом, даже если никто из ваших предков никогда в глаза не видел шахматной доски…»
А потом Алехин высказал обуревавшие его мысли:
«Странная борьба происходит во мне, когда я играю в шахматы. Борьба между фантазией, с одной стороны, и трезвой расчетливостью — с другой. Понимаете, избыток фантазии и избыток расчетливости одинаково вредны. И то, и другое может совершенно увлечь вас, причем влекут эти качества в противоположных направлениях. Они должны быть приведены в гармонию рассудочным здравым смыслом. Это я и стараюсь делать все время, давая выход то одному, то другому. Однако в случае со мной фантазия доминирует. Во мне она действует более интенсивно, чем расчетливость, более властно…»
После окончания матча с Капабланкой чемпион мира совершил поездку по городам Аргентины и Чили, где выступал с сеансами одновременной игры. На одном из них, в Аргентине, произошел забавный случай. Когда Алехин подошел к доске очередного партнера, тот вскочил со стула и радостно воскликнул: «Маэстро, вам неизбежен мат в три хода!» — «Не волнуйтесь, сеньор, — улыбнулся чемпион мира, — пока что я объявляю вам мат в два хода!»
18 января 1928 года Алехин вместе с супругой вернулся на пароходе в Европу. Их встречали в порту Барселоны десятки восторженных любителей шахмат.